Переворот | страница 22



При этом мы знаем теперь, что в двадцатые годы ресурсы эти то и дело, нет–нет, да выбрасывались вовне, в поддержку той или иной революции в других странах. Это говорит о том, что идея мировой революции имела тогда настолько привлекательный вид для большинства активной части партии, что приходилось с этим считаться. Приходилось маневрировать. Приходилось бороться.

Не зря за Сталиным подмечали такую характерную черту. Он никогда не вносил никаких предложений, которые могли быть не приняты партией. Сталин всегда выдвигал публично идеи, которые принимались гарантированно. В том случае, если он чувствовал сопротивление, выдвигать своё предложение он считал преждевременным. И откладывал его на будущее, прилагая усилия для того, чтобы так или иначе изменить настроения, препятствующие сейчас этой идее.

Обратите внимание на то, что, провозгласив теорию возможности победы в одной стране ещё в 1924 году, Сталин ещё долгих десять лет не мог себе позволить включить в её поддержку мощнейший патриотический ресурс. На это потребовалось целых десять лет борьбы. И то, что в середине тридцатых годов идеология патриотизма становится ощутимо государственной, не значило ещё, что борьба эта закончилась.

Она, впрочем, продолжается и сегодня. Зримым проявлением этой борьбы является как раз пропаганда идеи борьбы с патриотизмом. Для чего, вообще‑то говоря, сейчас у нас сложились самые благоприятные условия. Здесь и пресловутая глобализация. Здесь и утрата экономического суверенитета России. Здесь и очевидная ориентация нынешних политических, экономических и культурных элит на Запад. При их отчётливом презрении к собственному народу. К собственной истории.

Так что совсем им немного осталось, чтобы в борьбе этой одержать окончательную победу.

В самом начале статьи я упоминал о требованиях тех, кому не нравится ныне в России патриотизм, не повторять больше сталинских ошибок.

Вот вам одна из тех самых ошибок, о которых так сокрушаются эти разоблачители Сталина. Вот вам одно из самых его тяжких преступлений, которое никогда не забудет ему прогрессивное цивилизованное человечество.

Давняя ошибка и давнее преступление. Но и сегодня оно не даёт покоя этому самому «цивилизованному человечеству». Которое клянёт его с всё возрастающим пылом. Со всей силой своего благородного и гуманного общечеловеческого негодования. И это негодование, как ни странно, растёт почему‑то всё больше и больше.

Вы не задавались вопросом, мой уважаемый читатель, почему настолько болезненна для них именно сейчас седая эта уже, в сущности, древность? Даже десять лет назад на Западе об этом вспоминали в десять раз меньше, чем сегодня. А тридцать лет назад об этом там не упоминалось практически вообще…