Каким образом это возможно? — спросит, вероятно, читатель, — и может ли получиться что-нибудь хорошее от взаимного руководства двух сторон? Мне легко разъяснить недоумение, опираясь на факты, хорошо известные мне, и многим другим, конечно, из практического опыта культурной работы.
XXIV
Лет пятнадцать тому назад мне с двумя-тремя товарищами пришлось в одном провинциальном центре обучать рабочую молодежь политической экономии, а также и разным другим наукам. Эти несколько десятков юношей были, в общем, далеко еще не теми избранными, испытанными людьми, которые должны образовать слушательский состав Нового Университета. Тем не менее они не были пассивным материалом для педагогического воздействия, и простая добросовестность требовала бы от нас, тогдашних «учителей», признания что в системе преподавания роль наших «учеников» была в значительной мере руководящей.
Мы приступали к делу с очень небольшими научным багажом и во многом неясными представлениями о тех самых социальных формах и тенденциях, который были основным сюжетом нашего преподавания. Наша неопытность была так велика, что, напр., я лично пытался привести моих слушателей к изложению «Капитала» через «Экономические беседы» Карышева и «Политическую Экономию» Иванюкова, книги, абсолютно не имеющие ничего общего с марксизмом, и вообще абсолютно не пригодные для нашей тогдашней цели. Это и было весьма скоро мне выяснено моими «учениками». Их вопросы и комментарии к тому, что мы вместе читали, убедили меня, что выбранные «пособия» не соответствуют их требованиям, и особенно — самому складу их мышления. Объяснительное чтение быстро превратилось в скучное предисловие, за которым следовали живые беседы, далеко уходившие от затронутых чтением тем, и направлявшие мысль молодого лектора к отысканию других средств и источников. Пришлось поневоле перейти к составлению собственного курса лекций, и в них комбинировать материал в той связи, которая навязывалась вопросами слушателей: соединять, как параллельные звенья одной сложной исторической цепи, явления технические и экономические с вытекающими из них фактами духовной культуры[19]. А затем, запросы «учеников» шли все дальше и дальше, захватывая сложнейшие сюжеты естествознания и философии; лекторы принуждены были сами учиться многому, о чем раньше им казалось достаточным иметь беглые, поверхностные сведения.
Полная невозможность за короткое время передать слушателям фактический материал во всех областях, которые вызывали их живой интерес, вынудила лекторов сосредоточивать содержание своих ответов на методологии тех наук, о которых приходилось давать понятие юным вопрошателям. При этом оказывалось, что их занимает и привлекает всего более не специализированный характер различных методов, а напротив, их взаимная связь, то, что в них находится общего и сходного. Перед нами были какие-то прирожденные монисты, которые требовали от нас — не всегда с успехом, разумеется, — монистических ответов на всевозможные, проклятые и не-проклятые вопросы. Это давало определенное направление работе нашей мысли; а для меня лично это в сильнейшей степени предопределило характер моей последующей философской деятельности.
