Элоиз охватила дрожь. В памяти всплыла картина — высокий худощавый мужчина, лежавший на полу гостиной. Она вспомнила, как мчалась по лесу, преодолевая сопротивление ветра и дождя.
— Да, я... помню, — сказала она, но видение тут же исчезло в непроницаемой мгле, укрывшей ее прошлое.
Подняв глаза, она увидела вопрошающий взгляд Джонатана.
— Это было лишь минутное озарение, — пояснила она.
— Лучше об этом не вспоминать. — Джонатан опустился в кресло и посмотрел в окно, за которым продолжала бушевать стихия.
Элоиз снова захотелось попросить его уйти. Но стоило загрохотать грому и заполыхать молнии, как страх опять охватил ее.
С глубоким вздохом она села на кровати поудобнее, поправив за спиной подушку. Элоиз старалась успокоиться и убедить себя, что Джонатан удерживал и себя, и ее от соблазна.
Мысль о потере памяти не давала ей покоя. Но теперь, подумала Элоиз, у нее есть надежда. Джонатан объяснил причины ее страха перед грозой, и это всколыхнуло ее память. Может быть, если он расскажет что-нибудь еще, она вспомнит больше?
— А раньше тебе случалось присматривать за мной во время грозы? Он посмотрел в ее сторону.
— Раньше мы пережидали грозу не так.
От явного подтекста его слов огонь, тлевший внутри Элоиз, вновь вспыхнул ярким пламенем.
— Ты, вероятно, старался развлечь меня?
— Я делал все, что мог, — сказал он. Его голос выдавал волнение, и Джонатан резко повернулся к окну.
Она бы не возражала, если бы он и сейчас делал все, что мог! Несмотря на то что Джонатан сидел, повернувшись к окну и вглядываясь в темноту, во всем его облике чувствовалось нетерпение. Роль сиделки была ему явно не по душе. Может, все-таки попросить его уйти? — подумала Элоиз. Но новый оглушительный раскат грома заставил ее отказаться от этой мысли.
Нужно заснуть, решила она. И проснуться избавленной и от грозы, и от Джонатана. Только она стала укладываться поудобнее, как молния осветила все вокруг. Элоиз оставила мысль о сне и вновь села, чувствуя напряжение во всем теле.
Просто не обращай на него внимания, приказала она себе. Но сказать гораздо легче, чем сделать. Она видела его отражение в зеркале и, сколько ни убеждала себя не смотреть туда, никак не могла оторваться. Невыносимым было и молчание, воцарившееся в комнате. Злясь на свою несдержанность, она спросила:
— А что пугает тебя?
— Ты. Я думал, ты предсказуема, а оказалось наоборот. — Он нахмурился, словно рассердившись на себя за откровенность. — Я виноват в случившемся. Мне не надо было обучать тебя езде на мотоцикле.
