Святой Отец, цитаты из которого обильно приводит в своей проповеди архиепископ Феофан, близок к нему по времени, это его предшественник по передаче истинной святоотеческой традиции в России - епископ Игнатий (Брянчанинов). Для нас сегодня он имеет двойное значение: он не только святой Отец, живший в близкие нам времена, но его поиски Истины очень схожи с поисками Истины искренних искателей Правды наших дней, и он, таким образом, показывает нам, как "просвещенный современный человек" может избежать тотального порабощения современными идеями и образом мыслей и снова войти в чистую атмосферу святоотеческих, то есть истинно православных, идей и образа мышления. Особенно вдохновительно для нас чтение рассказа самого епископа Игнатия о том, как военный инженер разорвал путы "современного знания" и присоединился к святоотеческой традиции, которую познал, помимо книг, непосредственно от ученика преподобного Паисия (Величковского) и передал дальше, нашим современникам.
"Еще когда я учился, - цитирует архиепископ Феофан епископа Игнатия, - не до веселий, не до развлечений было мне! Мир не представлял мне ничего приманчивого. Мой ум был весь погружен в науки, и вместе горел желанием узнать, где кроется истинная вера, где кроется истинное учение о ней, чуждое заблуждений и догматических, и нравственных. Между тем предстали взорам моим уже грани знаний человеческих в высших, окончательных науках. Пришедши к граням этим, я спрашивал у наук: "что вы даете в собственность человеку? Человек вечен и собственность его должна быть вечна. Покажите мне эту вечную собственность, это богатство вечное, которое я мог бы взять с собою за пределы гроба! Доселе я вижу только знание, оканчивающееся землею, не могущее существовать по разлучении души с телом!"
Ищущий молодой человек поочередно искал ответы в математике, физике, химии, философии, получил глубокие познания в этих науках; потом в географии, геодезии, языках, литературе, но обнаружил, что все они лишь земные. В ответ на все свои вопросы он получил такой же ответ, какой получают другие, подобные ему, искатели и в нашем, еще более "просвещенном" XX столетии: " Науки молчали".
"За удовлетворительным ответом, за ответом существенно нужным, жизненным, обращаюсь к вере. Но где ты скрываешься, вера истинная и святая? Я не мог признать тебя в фанатизме (папизме - о.С.), который не был запечатлен Евангельской кротостью; он дышал разгорячением и превозношением! Я не мог признать тебя в учении своевольном (протестантизме - о.С.), отделяющемся от Церкви, составляющем свою новую систему, суетно и кичливо провозглашающую обретение новой, истинной веры христианской через осмнадцать столетий по воплощении Бога Слова! О, в каком тяжком недоумении пребывала душа моя! Как она томилась ужасно! Какие на нее восставали волны сомнений, рождавшиеся от недоверчивости к себе, от недоверчивости ко всему, что шумело, вопияло вокруг меня от незнания, неведения истины.
