-- Слава тебе, внук Сварогов! -- кричал Брога сквозь гул и топот копыт, уже зайдя по пояс в воду и широко раскинув руки.-- Здравствуй!
-- Здравствуй, Брога! -- кричал ему в ответ княжич.-- Помню! Там, правее будет, мы с тобой раков таскали! Сам помнишь?
Брога от пущей радости только заплясал в реке, так и закипевшей вокруг него бурунами.
Жеребенок попался ему под руку. Он обхватил его и пригнул неуклюжую головенку к воде.
-- Кланяйся, кланяйся, малой! Первым княжича встретил! Счастье -- тебе!
-- Брога, оставь малого! -- уже принялся повелевать княжич.
Воин потянул кобылицу за поводья и двинулся вместе с ней в реку, а жеребенок несмело заплескался следом.
-- Ты куда! -- обернувшись, прикрикнул на него Брога.- Тебе рано уши мочить.
Малой совсем заробел и уперся на месте. Брога сердито зарычал по-собачьи, подхватил его и, вынеся на берег, громко шлепнул по заду. Жеребенок отпрыгнул и закачался на своих ходульках.
-- Накажи-ка, мать,-- попросил Брога кобылицу.-- Пускай дождется, не бросим.
Кобылица фыркнула, и малой отпрыгнул от воды еще на пару шажков. И вот две головы, человечья и кобылья, двинулись по вязкой, студеной глади, раскатывая в стороны серебристые кольца.
Княжич потянулся навстречу Броге и едва сумел сдержать в себе силу.
Девять лет, девять зим ромеи учили его сдерживать в себе помыслы, думать о них со стороны, превращаясь в двух человек, живущих в одном теле. “Такова мудрость, не доступная варварам,-- говорили они,-- и ты должен впитать мудрость сию, ибо твоя участь особа: по милости Божьей стать великим рексом[20] среди северских племен и привести их ко главенству среди всех варваров. В тебе будут двое. Свои увидят в тебе своего, но ты среди них, в роде своем, будешь более, чем один, видимый плотским глазом. Так ты объединишь два царства.” “Так я воздвигну свой Рим”,-- решил княжич, вспоминая давние слова отца...
Он сдержал в себе силу и гордым взором обвел людей, сбившихся под шкурами и называвших себя “римлянами”, а потом -- их охранников, с любопытством следивших за пловцом. И так неторопливо обозрев плавучий островок великой Империи, княжич Стимар отпихнул ногой ближайшего гребца, поднялся на гребную лавку и легко встал на борт.
-- Филипп, просыпайся! -- властно позвал он одного из ромеев на том языке, который знал уже лучше своего.
Силенциарий Филипп Феор, посланный в долгую дорогу царским провожатым княжича, уже давно не спал.
Филипп Феор первым услышал, как застучали в днище галеры маленькие волны. Он не вертел головой, как все, а только раз-другой невольно приподнял веки. Блюститель дворцовой тишины умел чутко прислушиваться ко всем звукам, скрупулезно укладывать их в памяти, превращая в мозаику, на которой для внутреннего взора ясно проявлялась картина не только происходящего, но и всего того, что произойдет в ближайшие мгновения.
