Разговор в аду между Макиавелли и Монтескье | страница 124



Вам не следует опасаться, что народ когда-либо придет в волнение из-за ударов, мною наносимых. Он любит ощущать силу руки, которая направляет его, и ненавидит того, кто выделяется из общей массы, и радуется уничтожению такого человека. Вы должны подумать и о том, как легко люди все забывают. Когда время наказаний прошло, о них почти не вспоминают даже те, кого эти наказания затронули. Тацит сообщает, что в Риме во времена поздней античности жертвы прямо-таки с радостью шли навстречу своим наказаниям. Вы ведь понимаете, что в наше время не идет и речи о чем-либо подобном. Нравы стали довольно мягкими. Высылка из страны, арест, лишение гражданских прав — все это довольно легкие наказания. Разумеется, не обошлось без кровопролития при установлении суверенной власти, не обошлось без нарушения многочисленных прав; однако — и я повторю это — все это забудется. Самый ничтожный шаг монарха навстречу интересам людей, несколько дружелюбных жестов со стороны его министров или чиновников будут восприняты с выражением глубокой благодарности. Если нельзя обойтись без наказаний, проводимых с непреклонной жестокостью, то с той же пунктуальностью следует осуществлять и награждения. И я об этом никогда не забуду. Когда кто-либо окажет услугу моему правительству, он будет вознагражден за это в тот же день. Назначение на должность, вручение знаков отличия, присуждение самых высоких званий станут определенными этапами в карьере тех, кто имеют заслуги в осуществлении моей политики. В армии, в системе управления, во всех общественных учреждениях поощрение будет соизмеряться со степенью преданности служения моему правительству. Вы ничего не говорите по этому поводу.

Монтескье

Продолжайте.

Макиавелли

Я снова возвращаюсь к определенным недостаткам характера, даже к чудачествам, которые, как я полагаю, должен иметь монарх. В самом отправлении власти содержится нечто, вызывающее страх. Сколь ловок бы ни был суверенный правитель, сколь безошибочен ни был бы его острый взгляд и сколь твердой решимостью он бы ни обладал, его существование всегда связано с чудовищным риском. Он должен быть суеверным. Не думайте, что это не имеет значения. В жизни государя встречаются столь тяжкие ситуации, столь тяжеловесные мгновения, что человеческая прозорливость здесь отказывает. В таких случаях можно чуть ли не гадать, бросая кости, о том, как же поступить. Метод, которому я бы следовал, заключается в том, чтобы при определенном положении вещей придерживаться исторических дат, предпочитать приносящие счастье памятные дни и принимать то или иное смелое решение в тот счастливый для меня день, когда я одержал победу или осуществил удачное предприятие. Я могу сказать вам, что суеверие обнаруживает и еще одно большое преимущество, если народу известна эта склонность своего монарха. Предприятия, поставленные в зависимость от подобных счастливых обстоятельств, удаются чаще других. Эти предначертания следует использовать и тогда, когда ты уверен в успехе. Народ, который судит о правителе по его успехам, привыкает к вере в то, что любое деяние монарха предопределено расположением звезд и что дело, начатое в историческую минуту, принесет счастье.