— Я хотела бы встретиться с ним как можно скорее, — сказала она секретарше Виктора, — желательно завтра, дело весьма срочное.
Когда же встреча была ей назначена и дата занесена в ее ежедневник, она позвонила Питеру и предложила пообедать сегодня вместе в «Кафе Ройяль».
— С тобой все в порядке? — спросил он после того, как они заказали бутылку вина и она вдруг осознала, что отбивает ногой чечетку под столом.
— Конечно, — ответила она. — А почему ты спрашиваешь?
— Ты в Лондоне, а не в Менабилли: не очень-то это в твоем духе. Хотя, конечно, я рад, что ты здесь.
— Мне нужно было сменить обстановку. Дома я начала немного нервничать, к тому же предстоит как следует поработать в Британском музее.
И она стала рассказывать ему о рукописях Бронте и о непонимании, окружавшем Брэнуэлла. Пытаясь объяснить смысл своих изысканий, Дафна боялась, что Питер ее не поймет, что она излагает свои идеи недостаточно ясно.
— Звучит как речи безумца? — спросила она.
— Вовсе нет. Похоже, ты сумела влезть в шкуру Брэнуэлла. А может быть, наоборот: он забрался под твою?
Она рассмеялась, но Питер внезапно посерьезнел и сказал:
— Будь осторожна, Дафна. Не потеряйся в Ангрии или Гондале.
— Не беспокойся. Я оставляю за собой след из хлебных крошек, чтобы найти дорогу назад.
— И куда же ты возвращаешься?
— К Томми, конечно, — ответила она, чувствуя, как рыдания поднимаются к горлу, и прикусив губу, чтобы не расплакаться.
Он накрыл ладонью ее руку и сказал:
— Ты так ему преданна.
— Это я-то? Вряд ли Томми согласился бы с тобой.
— Кстати, как Томми?
— Вернулся на работу. Видно, что пытается совладать со своими проблемами. Врачи, правда, дали ему строгое предписание не перетруждаться. Он уже не столь молчалив, как во время вашей последней встречи, вновь стал похож на себя, хотя и не скажешь, что особенно разговорчив…
— И Брэнуэлл уходит в молчание?
— Да, — сказала она, — и он тоже не подает мне голоса.
На следующий день она обедала с Виктором Голланцем, который сразу же согласился с ее предложением написать биографию Брэнуэлла.
— История семьи Бронте всегда казалась мне не менее драматичной, чем их книги, — сказал он.
— Предупреждаю вас, что это будет очень серьезное научное исследование. Хочу сделать нечто действительно стоящее.
— Это можно сказать обо всем, что вы пишете.
— Если бы только критики согласились с вами… — заметила Дафна, стараясь, чтобы ее голос не дрожал.
— Кого это волнует? В этой стране ничьи книги не продаются лучше ваших.
