Дафна | страница 27
Из моего кабинета на верхнем этаже видно то, что когда-то было садом позади ее дома, мне хорошо все видно теперь, когда листья облетели с деревьев и голые ветки похожи на темную сеть на фоне неба, а земля кажется черной и пропитанной влагой, хотя снега почти не было. Но если я закрываю глаза, легко представить, что семья Дюморье все еще здесь, Дафна и две ее сестры — Анджела и Жанна, три девочки, невидимые, но очень близкие, зовущие друг друга на исходе летнего дня, когда косо падает мягкий золотистый свет, а розы в полном цвету. Это совершенно удивительное место, тайный сад, отгороженный от улицы кольцом высоких кирпичных стен. В самой дальней от дома точке в стену встроена старая хэмпстедская темница — крошечная тюремная камера с зарешеченными щелями окон. Но от сада не остается ощущения замкнутости — около акра террасированной зелени, вид на весь Лондон в южном направлении. Когда-то этот сад был еще более обширным, но потом овощная грядка и теннисный корт, обнесенный парапетом, были проданы под застройку некоему мультимиллионеру. Сам Кэннон-Холл столь же красив, как и его сад, изящный дом в георгианском стиле, элегантно симметричной архитектуры, с высокими оконными переплетами, один из самых больших в Хэмпстеде, весь заполненный солнечным светом. Я представляю себе его великолепную широкую лестницу, хотя никогда не была внутри, только рассматривала его из своего убежища, наблюдательного пункта на чердаке.
Теперь Кэннон-Холл принадлежит какому-то богачу из Сити, но его никто никогда не видел, чего никак не скажешь о Джеральде Дюморье, отце Дафны, известном актере и антрепренере, купившем дом в 1916 году; по-видимому, его хорошо знали в Хэмпстеде. Он провел свое детство буквально за углом, сначала на Черч-роу, потом в Нью-Гроув-Хаусе, где его отец Джордж Дюморье написал «Трильби». Вообразите себе: ведь по этой дорожке мог прогуливаться дедушка Дафны бок о бок с Генри Джеймсом — они каждую неделю отправлялись в Хэмпстед-Хит, а вернувшись из парка, пили чай. Именно в один из таких насыщенных беседами воскресных дней Джордж рассказал Генри о своем замысле — истории Трильби, и Генри вдохновил его начать писать роман, даже не помышляя, что его друг станет чрезвычайно богатым и знаменитым.
Думаю, Пола куда больше устроило бы, если бы я вовсе перестала заниматься семьей Бронте и написала бы докторскую диссертацию о Джордже Дюморье и его отношениях с Генри Джеймсом; по его словам, это была бы весьма интересная для филологической науки тема, достойная исследования, несмотря даже на то, что Джордж Дюморье сейчас считается намного менее значительным писателем, чем Джеймс, однако в литературной табели о рангах он стоит куда выше Дафны.