и ворчит и клокочет с борщом чугунок,
поднимается хлеб, зарумянясь в печи.
Дом что полная чаша колхозный, родной…
Это наша зима над счастливой страной!
Сруб колодца — подсвечник оплывшей свечи.
Вот и девушки шумно бегут за водой.
Наклонись и прислушайся к жизни самой —
чу, как песен весенних играют ключи!
Как весной, здесь любовь и зимою в крови.
Это русский январь — покровитель любви.
За окном — сорок два. Пятилетний Олег
с горки катится мимо отцовских ворот.
В шубке, в валенках, стужа его не берет.
И смеется он весело, падая в снег.
Щеки — будто заря умывала сама.
Он — сын русского! Это — родная зима!
Минус сорок два градуса… Гитлер кричит:
«Отступленья причина — мороз и зима…»
Но причина — народ, мощь руки и ума!
И Советское Информбюро говорит:
«Вот — машина войны потеряла чеку,
и зима помогала, была начеку!»
Похвальбой о «победах» во всех кабаках
и себя и лакеев своих убедя
и в объятиях у проституток найдя
свое счастье, поганцы в смоленских снегах
замерзают сосульками тухлой воды.
И зима беспощадно заносит следы.
Хорошо бы, кичливо топорща усы,
грабить, красть без помех, обжираться и пить,
хорошо б на ночлеге костры разводить,
мазать салом гусиным беспечно носы…
Но ведь ясно, как в зеркале ясно сейчас,
что в России зима хороша не для вас!
Полководцы у нас закаленные есть,
в свою пору у нас и зима — генерал!
До зимы вы хвалились пройти по Урал,
а теперь вы боитесь голов не унесть?
Ваше завтра — могила и вечная тьма.
Вам могильщиком будет такая зима.
Пред великим походом народа всего —
добродушней улыбки библейский потоп.
Я с копытцем водицы сравнил бы его,
затерявшимся среди заброшенных троп.
Это хуже потопа, беда для врага.
А зима наша и холодна и долга!
Минус сорок два градуса… Только! Как свет,
бурекрылая армия наша быстра.
Страшен гнев ее! Сталь ее шашек остра.
Ни пощады врагу, ни спасения нет.
Впишем пламенем в книгу истории мы
дни начала победы, дни этой зимы!
1942
