— Не надо ничего говорить, доктор. Только обещайте мне одну вещь.
Он поднимает голову, но так и не может понять, которая из женщин мерещится ему за этим голосом:
— Если мой муж завтра утром не проснется, если он уснет навеки, обещайте дождаться меня.
Ему почудилось, будто она добавила: «Вы ведь дождетесь, мой гвардеец?» Почудилось. Но кто знает? Ведь все всегда начинается с ошибки. И заканчивается обманом.
— Уважайму мне многое рассказал.
— Да уж я думаю.
— Много всего печального.
— Да, врать можно и печально.
— Не знаю. Я ему поверил.
— Вы должны забыть. Забыть все, о чем вам рассказывали.
— Забыть? Почему?
— Потому что все это вранье. Земля наша врет, чтобы выжить.
Мунда собирает белые цветы, растущие между могил. Протягивает целую горсть лепестков португальцу.
— Знаете, как называется этот цветок?
— Нет.
— Теперь вы уже никогда не забудете. Он называется «Поцелуй мулатки».
Мало, чтобы португалец прикоснулся к цветку и понюхал его. Мунда хочет, чтобы он сделал, как она: чтобы разжевал несколько лепестков и почувствовал их сладковатый вкус.
— Это лекарство от разлук и печалей. От неизлечимых печалей, — говорит Мунда.
Ее тонкие пальцы кладут белые венчики между губ португальца. Врач принимает это мирское причастие с закрытыми глазами.
Этой ночью Сидониу Роза засыпает крепким сном среди могил со стершимися именами. Он не подчиняется священному запрету на обычный сон в том месте, где сон должен быть вечным. Возможно поэтому, засыпая, он слышит голоса, говорящие: «На этом кладбище не просто похоронены европейцы, на нем похоронена вся Европа». И, возможно, поэтому за ночь Сидониу пролетает насквозь всю территорию сна, как будто царство сна — единственная граница, отделяющая его от мертвых.
Сон иностранца — такой реальный, такой яркий, что он сам не знает, спит ли или бредит наяву. Он зовет Мунду. Нет ответа. Сидониу чувствует, будто плывет и струится. Может, опьянел от разжеванных цветов? Мучимый страшными предчувствиями, он торопится покинуть кладбище. Туман такой густой, что ему приходится ногами нащупывать тропинку, ведущую к дороге. Если бы кто-нибудь увидел его сейчас, решил бы, что он — очередной малохолик.
Он слышит, как у остановки тормозит автобус, и чувствует, что кто-то медленно выходит из него. Удаляющийся рокот мотора постепенно затихает. Потом смутный силуэт обретает очертания и с налету натыкается на португальца. Порыв ветра разгоняет туман, и Сидониу Роза видит перед собой до крайности истощенную женщину в сером платье, почти волочащемся по земле. Врач замечает, что женщина беременна, а в тощей руке у нее картонный чемодан. Она поднимает глаза и спрашивает:
