Потом Степаныч напяливал на бойцов-энтузиастов самодельные тряпочные шлемы, тряпками же и набитые, и наставлял:
— Выучите два-три удара, но такие, чтоб сразу вырубить. И отрабатывайте их до посинения, пока они рефлексами не станут. Кулаком в нос, после чего — сразу в челюсть. Ага, правильно, вот сюда, крюком в край подбородка. Можно и наоборот, сначала в челюсть. А еще — по яйцам. Тихо, тихо, поответственней, не перестарайтесь. Вот, защиту на колокола наденьте — и вперед. И резче, резче. Одно, другое, третье. И как свалится, носком ботинка по башке добавить, чтоб не встал. И сразу — ноги оттуда, чтоб менты не загребли…
— Злющий ты, Степаныч, — как-то сказал Виктор после такой тренировки, потирая припухший, ушибленный даже через шлем подбородок.
— А ты что, добрый? — окрысился было тренер. Но потом усмехнулся. — Что я, волчару по глазам не вижу? Ты овцу-то из себя не строй. Поди, самому по жизни не только бить людишек приходилось, но и что похуже.
Виктор нахмурился.
Порой казалось ему, что прошлое — это только плохой сон. И когда так казалось, легко на душе становилось. Не напоминали бы вот только, и жить, глядишь, проще б было…
Ан нет, напоминают. Видать, оставляет прошлое след. И след этот — не только воспоминания, о которых хотелось бы думать как о давнем сне…
— Да ладно, — миролюбиво хлопнул тогда Степаныч Виктора по плечу. — Твое прошлое — это только твое, мне до него дела нет. Просто насмотрелся я в свое время на всяких-разных… у которых планка, как у тебя, на одном гвозде держится.
По лицу Степаныча пробежала тень. Видать, и у него было свое прошлое, не для других, о котором вспоминать можно, конечно… Но лучше не стоит.
— Так вот, — продолжал Степаныч. — Ты ту планку лучше придерживай, чтоб бед не натворить. А если что — так лучше по старинке. Нос, челюсть, яйца. Или наоборот. И без злости, но от души, как будто не бьешь, а учишь уму-разуму. Как по мешку, короче.
«Без злости, но от души. Как по мешку. Сильно сказано!» — думал Виктор, молотя по кожаному снаряду, который теперь — ну не летал, конечно, сто кило как-никак, — но шевелился под ударами вполне ощутимо, жалобно поскрипывая цепью подвески…
Виктор проворно переоделся в тренировочный костюм с кроссовками и пулей вылетел из раздевалки. Не хватало еще от Степаныча втык получить за то, что «копаешься полчаса как клуша, будто в армии не служил».
Степаныч усугублять не стал, только бросил косой взгляд, а вслед за взглядом:
