* * *
Они сидели вдвоем в большой ванне, друг против друга, и пили чай из тонких фарфоровых чашек. Монтера курил сигарету.
— Чай превосходный, — сказал он.
— Для тебя чай намного полезнее, чем кофе.
— Все, с этого момента кофе для меня не существует.
— Орел снижается. Остается сделать только одно.
— Что именно?
— Ты сам сказал. Опустить закрылки, «тормознуть». Даже орел может промахнуться.
— Великолепно! Из тебя получился бы отличный летчик. — Он встал и потянулся за полотенцем. — Что будем делать дальше?
— Я бы еще раз хотела посмотреть этот спектакль — «Кошки».
— Билеты достать невозможно. — Монтера стал одеваться.
— Считай, что это вызов тебе.
— Принимаю. А потом — ужин, хорошо?
— Хорошо. У «Дафны». Сегодня мне хочется французской кухни. И закажи отдельную кабинку.
— Как вам будет угодно, сеньорита, — галантно ответил он по-испански.
Когда Монтера надевал свою летную куртку, из кармана выпал бумажник. Среди высыпавшихся из него бумаг оказалась небольшая фотография. Габриель подняла ее. На снимке была женщина, сидевшая на стуле с прямой спинкой. Тщательно причесанные волосы, несколько надменное лицо аристократки. Рядом с ней стояла высокая девочка в белом платье, с большими черными глазами.
— Какая красивая! — воскликнула Габриель. — Она похожа на тебя. А с твоей мамой, кажется, трудно иметь дело.
— Трудно иметь дело с доньей Еленой де Монтерой? О нет! Не всегда. Только в большинстве случаев.
— Ладно, отправляйся! — Она собрала выпавшие бумаги, сложила их обратно в бумажник и протянула ему. — У меня еще много дел.
Он улыбнулся, шагнул к двери, но остановился. Когда он обернулся, улыбки уже не было. Он смотрел на нее серьезно и даже чуть-чуть печально. Габриель подумала, что он какой-то беззащитный в своей черной рубашке с расстегнутым воротом и в старенькой кожаной куртке.
— Ты в самом деле выглядишь роскошно, — сказала она.
— Я полжизни провел в воздухе, но ничего там не нашел.
— Теперь у тебя есть я.
— Да, и вот что я хочу тебе сказать… — Рауль опустился на одно колено рядом с ванной. — Как ты думаешь, не согласилась бы ты выйти замуж за одного немолодого летчика, который считает, что стал слишком стар, чтобы летать, и поэтому отличается несносным характером?
В ее глазах появились слезы. Она поцеловала его, потом оттолкнула от себя.
— Ну иди же! Отправляйся!
— Иду. — Монтера достал из бумажника фотографию. — Оставь ее у себя.
Дверь за ним закрылась. Габриель осталась одна. Из ее глаз катились слезы. Она думала о Фергюсоне и желала, чтобы он умер.
