В ту ночь Жанна от слез долго не могла уснуть. Подумай она в первую очередь о себе, когда Марджи провалилась под лед, и малышка утонула бы прежде, чем воспитательница услышала крики детей и прибежала на помощь. Но над Марджи все суетились и ахали, а Жанна навсегда запомнила незаслуженные упреки. Вдобавок ей запретили вместе со всеми посидеть за рождественским столом. Теперь, во сне, она заново переживала этот эпизод, снова чувствуя ужас, когда течение затягивало их под лед, видя умоляющие глаза Марджи и ощущая на губах вкус слез, которые душили ее в ту рождественскую ночь.
— Я не виновата… у Тони как раз развязался шнурок, и я не успела… пожалуйста, я не хочу в постель. Разрешите мне побыть вместе со всеми.
Жанна задыхалась от рыданий, чувствуя несправедливость происходящего, страдая от того, что не участвует в жалком веселье детей приюта.
— Убегу, убегу, — рыдала она, — не останусь здесь… никто меня не любит… никому я не нужна… только прислуживать…
— Послушайте, Жанна… — кто-то тряс ее за плечо.
Она проснулась, с залитым слезами лицом, и непонимающе взглянула на человека, показавшегося ей поначалу незнакомым. Сон все еще властвовал над нею, одиноким ребенком, оставленным в спальне, где тускло горела единственная лампа.
— Жанна, вы так жалобно плачете и все твердите, что убежите.
И тут сердце девушки гулко стукнуло в груди: она узнала того, кто говорил с нею, держал за плечи и смотрел на нее непроницаемо черными в неверном свете ночника глазами.
— Я… мне приснился сон, — сказала Жанна едва слышным шепотом.
— Наверное, это был кошмар, — дон Рауль сел на край кровати, продолжая теплой рукой мягко сжимать ее плечо. Скажите, почему вы хотите убежать? Чувствуете вину, от того что приходится выдавать себя за другую?
Она покачала головой, и волна растрепанных, влажных, как у ребенка, волос упала на ее лицо. Потом Жанна подняла руку и вытерла слезы.
— Нет, это один и тот же сон, который я время от времени вижу. Случай, который произошел со мной еще в приюте.
— За непослушание вас заперли в пыльном шкафу?
— Н-нет, что вы, это было бы слишком ужасно, — она хрипловато рассмеялась. — Да и вообще, глупо плакать о прошлом.
— Ну, не так уж и глупо — Зрачки его глаз, неотрывно смотревших на нее, расширились и почти слились с радужной оболочкой. Жанна чувствовала, что тонет в их чудесной глубине. — В детстве у меня тоже бывали скверные сны, и тогда приходила бабушка, брала меня на руки и укачивала, пока я снова не засыпал.
