Он с раздражением взглянул на Дженну, не сводившую с него испуганного взора. Темные глаза француза вспыхнули, едва он перевел взгляд на ее волосы. Большой рот сжался, словно одного вида Дженны было достаточно, чтобы привести его в бешенство.
— Если бы вы сели, мадемуазель, и соизволили пригласить меня последовать своему примеру, мы смогли бы начать утомительный, но неизбежный разговор.
— Простите. — При этом неодобрительном замечании щеки Дженны залил нежный персиковый румянец. — Боюсь, вы застали меня врасплох. Прошу вас, садитесь, месье.
— После вас, мадемуазель Брайант. — Француз почти не скрывал нетерпения, он, очевидно, желал поскорее высказаться и уйти.
До этой минуты Дженна не понимала, как она слаба, но сейчас ей пришлось крепко вцепиться в спинку дивана. В больнице ей объяснили, что стекло перерезало артерию и без переливания крови не обойтись. Состояние Дженны, оставлявшее желать лучшего, сейчас значительно ухудшилось: гость встревожил ее, и тревога не прибавила Дженне сил.
Как только она сдвинулась с места, стало ясно, что ее неподвижность была обороной, а не вызовом. Не успела Дженна сделать и двух шагов, как гость бросился к ней через всю комнату.
— Mon Dieu[1]. Да вы нездоровы! Значит, потому вы так бледны?
Казалось, Лемаршан искренне потрясен, его голос стал глухим и взволнованным, и Дженна с трудом удержалась от искушения разыграть из себя полного инвалида — а так хотелось отплатить ему за прежний пренебрежительный тон. Однако под взглядом гостя ей не осталось ничего иного, как сказать правду.
— Я не больна, месье, просто утомлена. Я попала в аварию и вернулась домой из больницы только вчера вечером.
— Depuis quand?[2]
Дженна ответила гостю удивленным взглядом синих глаз, и тот пожал плечами, недовольный собственным неожиданным переходом на родной язык.
— Сколько вы там пробыли, мадемуазель? Когда произошла авария?
— Чуть больше двух недель назад — на следующий день после получения вашего письма, месье Лемаршан.
— Понятно. — К удивлению Дженны, гость взял ее под руку, решительно побуждая опереться на него, и помог сесть. — Что это была за авария, мадемуазель?
— Машину занесло, и она врезалась в стеклянную витрину. К несчастью, я находилась поблизости, и стекло угодило мне в ногу.
— Эта травма была единственной?
Лемаршан занял кресло напротив и пристально оглядел собеседницу. Даже в деловом костюме он казался не просто хорошо одетым, а суперэлегантным, и Дженна не могла не задаться мысленно вопросами, что он за человек и чем зарабатывает себе на хлеб. На вид Лемаршану было лет тридцать пять — тридцать шесть, и выглядел он преуспевающим во всем. В его манерах чувствовалась пугающая властность, от него веяло силой и богатством. Ответ на его вопрос дался Дженне с трудом, но гость, по-видимому, не ожидал ничего иного.
