Собираясь с последними силами, чтоб не потерять самообладания, она высморкалась, утерла слезы и открыла дверцу. Она будет притворяться, что все в порядке. Она всю жизнь будет притворяться, ей больше ничего не остается.
Она вышла из машины, и он схватил ее в объятия, зарылся лицом в ее шею и хрипло, срывающимся голосом прошептал:
— Я люблю тебя.
Он так крепко обнимал ее, что Сидни перестала дышать. Как могло такое чудо причинять столько боли?
На мгновенье ей захотелось поддаться мечте, поверить. Но это запрещено, потому что в конце концов все исчезнет. Уткнувшись лицом ему в грудь, она прошептала:
— Где Эмили?
— Она с Дженни. — Он погладил ее по спине и снова сжал в объятиях. — Ах, Сидни, прости меня.
Кусая губу, она пыталась сохранить спокойствие, но сердце больно колотилось в груди.
— Ты сможешь простить меня? — Он целовал ее в шею, в щеку, в губы. — Я не знал. Я бы не стал говорить…
Она положила руку на его теплую щеку.
— Я не могла сказать тебе раньше. Я бы не выдержала, если бы ты отверг меня.
— Отвергнуть тебя? Как ты… Я люблю тебя, Сидни.
Эти слова разрушили последнее защитное укрепление Сидни. Она опустила голову и прикрыла лицо руками. У нее затряслись плечи.
Люк почувствовал себя беспомощным, словно заплакала Эмили. Что ему делать? Только одно приходило в голову. Он обнял Сидни, привлек к себе на грудь и дал ей выплакаться.
Когда ее плач стал затихать, он подтолкнул ее к крыльцу и дальше, в его дом.
— Здесь твое место.
— Люк, этого не может быть. Не мо…
Он заглушил ее возражения поцелуем.
— Люблю тебя.
— Люк…
Он снова поцеловал ее, крепко, и целовал до тех пор, пока не почувствовал, как ее тело обмякло.
— Люк…
Он опустил голову, чтоб еще раз поцеловать ее, но она кончиками пальцев прикрыла его губы.
— Послушай. Ты не понимаешь, что я переживаю. У меня не может быть детей. Никогда. Я обошла всех докторов.
Она прислонилась к нему, обхватив руками, как будто не собиралась отпускать его никогда. Он прикоснулся губами к ее виску. Теперь он дал ей выговориться, излить перед ним свое горе.
— Ты не знаешь, каково мне. У тебя есть Эмили.
— Вздор! Ты что, не понимаешь? Ты же не одна. Но ты отталкиваешь людей. И меня отталкиваешь. А могла бы иметь все.
Она отстранилась от него с раскрасневшимся, заплаканным лицом, не менее, чем у него, сердитым.
— Черт побери, это ты не понимаешь! Бог почему-то решил, что я не гожусь в матери. Только, пожалуйста, не жалей меня.
— Тебя, жалеть? — Он сжал кулаки. — С какой стати?
