Хотя в девственности не сознался ни один, жрец тоже не вчера родился и отвёл в сторону шестерых высоких юнцов, каковые и отправились мыться в ваннах на площади, окружённые кольцом глазеющей детворы, свиней и псов. Местные отпускали комментарии, которые мы могли понять разве что по интонациям. Жрец ходил от ванны к ванне, благословляя воду. Квартирмейстер притащил кувшин масла и банку талька.
— Эй, а ежли с козами, эт не считается?
— Это ты о сёстрах своих, что ли?
— А меня вот сержант вконец затрахал, оно как, не в счёт?
— Мальчики, мальчики! — урезонивал жрец. — Вам предстоит нести святыню! Прекратите эти плебейские, эти хамские хохмочки, уважайте Юнону! А ну вот тут, за ушами, между пальцами, под крайней плотью! Поскреби–ка ещё эти ленивые коленки!
Мы видели, что сержант готов был сказать: «Они недавно из боя, Ваша честь!» — но он сдержался, с руками за спиной храня своё достоинство.
Они вытерлись полотенцами, умастились маслом, пошучивая ещё солонее, чем в ваннах, склонились пред жрецом, благословившим их, и повторили за ним, с той или иной степенью аккуратности, древнюю странную молитву.
Камилл самолично проинспектировал их:
— Ваше имя, рядовой?
— Люций, сэр!
— Нет ли за вами чего бы то ни было нечистого в помыслах или поступках, что воспрепятствовало бы вам транспортировать Матерь Вейскую?
— Никак нет, сэр!
— Вы отдаёте себе отчёт в ответственности задания?
— Так точно, сэр!
— Ваше имя, рядовой?
— Марк, сэр!
Те же вопросы, те же ответы, вдоль строя. Бурр, рыжей опушкой на щеках походивший на лиса, и Кай, с ленивыми коленками, были сочтены лишними.
Два ряда барабанщиков выстроились вдоль дороги к храму, отгоняя мирские шумы и тех духов воздуха и мёртвых, которые могли бы помешать нашему предприятию.
Камилл, чей путь был усеян ячменём, вступил в храм первым.
Гром не грянул, только грохочущее предостережение барабанов.
Затем вошла команда, выглядящая скорее алтарными служками, чем легионерами.
Мы впоследствии слыхали, будто бы он заговорил на старой латыни, именуя себя смиренным и почтительным сыном Матери Матуты, хранительницы пахарей и воинов:
— Я пришёл покорнейше молить о дозволении перенести Тебя в Рим, где Ты будешь почтена наравне с нашими великими богами. Со мной чистые достойные юноши, дабы понести Тебя на плечах своих…
Это уж потом Марк заявил, что он лучше всех видел, как было дело.
Римские генералы не склоняются ни пред людьми, ни пред богами. Так что Камилл стоял навытяжку, весь внимание, пока
