Татлин! | страница 14

Пикассо ликовал. Он пожал Татлину руку.

— Буквально на днях, объяснил по–русски Липшиц, мексиканский художник Диего Ривера назвал эту маленькую вещицу глупенькой, претенциозной — безобразием. Сам я согласен с мексиканцем.

— Спросите у Пикассо, не мог бы я стать его учеником. Скажите ему, что я — моряк, привык к домашнему труду и буду мести ему полы и мыть кисти.

— Нет–нет, ответил Пикассо. Не теряйте ни минуты. Ступайте делать то, что хотите, что можете. Вместите работу всей жизни в одну неделю. Ничего не планируйте — делайте.

При свете ранней зари в холодном тумане можно было различить серый профиль трапецоида Авроры — три ее трубы, дымившие под северным ветром из Финляндии, ее нервные ходовые огни, яркую арку окон капитанского мостика и грот–мачту, на которой поднимался флаг. Флаг был красным.

За кормой у нее вода бурлила. Аврора разворачивалась бортом.

До ее офицеров с суши доносилась оружейная стрельба. Они знали, что на ступенях Смольного Института, где девушки в одинаковых белых фартучках учили химию и французский, теперь стояли митральезы Шнайдера. На куполе развевался красный флаг.

Гражданин Николай Романов ехал где–то на поезде.

На крыльях «паккардов», продвигавшихся к Зимнему Дворцу, лежали люди. Улицы, выходившие на проспект ко дворцу, были перегорожены мешками с песком и охранялись большевиками.

Говорили, что Александр Керенский будет защищать дворец на своем белом коне.

Трамваи, забитые солдатами, на окнах бьются красные флаги, шли по Невскому. Ошеломленные люди стояли на перекрестках и оглядывали улицы из своих парадных.

Холодно — рассвет наступал бело и медленно.

Никто и представить не мог, что произойдет. Керенский разместил во внутренних покоях дворца, поближе к большим залам, женщин.

Внешние покои оборонялись кадетами из академии, совсем мальчишками. Офицерами их были профессора военного дела, любившие закладывать руки за спину. Рота за ротой, комната за комнатой стояли они возле своих винтовок, ростом чуть выше их — с ухмылками, серьезные, мрачные, благочестивые, испуганные.

Ни один русский не станет стрелять в женщин и мальчишек. Вместо этого бой пойдет за столом переговоров — Керенский со сложенными на груди руками, Ленин с воздетым над головой кулаком.

Заря залила красным штандарты Авроры. На берегу, на палубе щелкали семафоры.

— Прицел! прокричал помощник канонира. Четыре девять один три!

Орудийные стволы Авроры поднялись.

— Трубка! Восемь семь два!