— Все, приехали! — подвел итог Маррак.
Если бы ярость можно было взвесить, его весила минимум тонну или даже больше. Во всяком случае, никак не меньше пятидесяти кило. У меня не было ни малейшего понятия, как можно задержать его, чтобы выиграть время и освободить Оскара от оцепенения. Но что-нибудь должно было прийти мне в голову. Я чувствовал, как лотерейный барабан медленно начал вращаться. Если я подожду еще пять секунд — будет слишком поздно. И вот я швырнул в Маррака, как кирпичом, первым же пришедшим мне в голову вопросом. Я, конечно, предпочел бы задать его в уютной обстановке за чашкой кофе или еще чего-нибудь. И чтоб при этом мы находились в какой-нибудь тюрьме, из которой невозможно убежать, а между нами были бы решетки.
— Почему вы позвонили отцу Оскара после похищения, а не написали письмо, как всегда?
Маррак злобно сверкнул на меня глазами, но ответ выпалил тут же, как из пистолета.
— Чтоб поскорее со всем разделаться, — прорычал он. — И как можно быстрее освободиться от этого зануды-всезнайки!
У окаменевшего Оскара не дрогнула ни одна ресница, когда лицо его похитителя, похожее на бычью морду, почти вплотную приблизилось к нему.
— Ты самый ужасный ребенок из всех, которые мне встречались! Остальным до тебя далеко, как до Луны! — завопил Маррак. — Знаешь, кем бы тебя считали еще в Средние века? Уродом! Наказаньем божьим! Четыреста лет назад таких безобразников, как ты, публично сжигали на костре!
— Средневековье, — сказал Оскар презрительно, — кончилось более пятисот лет назад. Потом была эпоха Возрождения, неуч вы эдакий!
Я ничего не знал про эпоху Возрождения, но наверно она была ужасной, потому что Маррак отпрянул как ошпаренный. На мгновение я испугался, что он сейчас двинет Оскару как следует. Но вместо этого он вдруг сделал самое что ни на есть умильное лицо всех времен и народов. В детективах это всегда знак того, что у преступника не все дома. А у Маррака — за последние несколько часов я убедился в этом стопроцентно — и с самого дома крыша съехала.
— Вообще-то я детей люблю! — сказал он сладким, как сахар, голосом. — Я их очень даже люблю. Просто их родители должны получше за ними смотреть, ничего другого я ведь не хотел. Мир вокруг нас — он злой. А деньги мне безразличны. Да, да, это правда, я люблю детей. Даже неполноценных!
Тут он вдруг резко повернулся ко мне. Через его плечо я с облегчением увидел, что Оскар наконец-то очнулся, как будто только и ждал возможности сначала немножко похвастать этой эпохой Возрождения, прежде чем приступить к делу. Он начал осторожно и беззвучно возиться с замком.
