— Я не согласен с утверждением, будто Священное Писание нельзя подвергать научному изучению. — Полгрейв пьянел от бордо не так быстро, как Кромер. — Почему Библия должна отличаться от любой другой книги?
— А я и не говорил, что должна, — парировал Кромер. — Я никогда не говорил, что ее не следует подвергать анализу с помощью любого научного метода, какой вам понравится. Я сказал, что само по себе научное исследование ничего не доказывает. Вы можете выстроить свои гипотезы в ряд от наименее невероятных до самых невообразимых. Вот для чего нужны научные исследования. Но Священное Писание нельзя понять в рамках гипотез.
— Я не согласен. Ни один разумно мыслящий человек иначе Библию и не понимает, — заявил Полгрейв. — Даже если бы ваш подход имел смысл (а он его не имеет), то для чего он был бы нужен? Куда бы он нас привел? Обратно в Вифлеем? Ну, право же!
— Можете сколько угодно говорить об историческом Иисусе. — Кромер успокоил себя новой порцией бордо, — но вы упускаете главное.
— А главное в том, что вы предпочитаете верить в волшебные сказки. Три волхва приносят дары — золото, ладан и смирну — младенцу, рожденному в яслях! — Полгрейв засмеялся собственным словам. — Бог усыпил Адама и сотворил Еву из его ребра! Вы скорее будете верить народным сказкам, чем признаете, что человек произошел путем эволюции, как все другие твари на Земле.
— А кто не предпочел бы? — парировал Кромер. — А что до пользы, то вы должны бы признать, что из истории Адама и Евы мы узнаем про женщин больше, чем из того, что читаем на страницах «Происхождения видов».
Этот спор длился ровно столько времени, на сколько хватило сыра и печенья. Как только трапеза закончилась, Кромер и Полгрейв завершили диспут словесным эквивалентом рукопожатия, которым теннисисты обмениваются у сетки, и отправились каждый по своим делам.
Пока комната пустела, Лэмберт попытался представить себе, как члены труппы кайова Боба принимают участие в такой вежливой дискуссии. О китайской политике — возможно. Но если бы предметом спора было, например, преимущество сэндвича с ветчиной перед ростбифом, то тут наверняка не обошлось бы без ругательств, а возможно, дошло бы и до потасовки.
Лэмберт решил, что это одно из истинных и легендарных славных наследий Гласкасла: атмосфера, в которой мужчины способны решительно не соглашаться друг с другом по вопросам как жизненно важным, так и тривиальным. И никому не нужно было прибегать к насилию, чтобы ставить выслушать свои идеи. Никому не нужно было защищать себя на каком-то ином уровне, кроме мысленного. Ни один из споров не был решающим. Все сражение можно будет повторять снова, возможно, не три раза в неделю, но всякий раз, как появится свежая информация или свежие силы, чтобы рассмотреть данный вопрос.
