Затем, во всех рассмотренных бумагах не было найдено ни малейшего следа, указывающего на то, чтобы Плеве представлял Государю какие бы то ни было данные, а тем боле заключение о подпольной деятельности Витте или его интригах против Государя.
{47} Не подлежат, однако, никакому сомнению, что Плеве отлично знал, как отзывается Витте о Государе, какие питает к нему чувства и насколько не стеснялся он входить в общение с несомненно враждебно настроенными к Государю общественными кругами, но, вероятно, в его распоряжении не было неопровержимых доказательств его действий явно тенденциозного характера, так как нельзя допустить, чтобы при этом известном враждебном отношении Плеве к Витте, он не воспользовался своим влиятельным положением для того, чтобы обезвредить Витте, или, по крайней мере, раскрыть Государю глаза на него, тем более, что он знал лучше всех, как велико было нерасположение и Государя к Витте.
Преемником Плеве, как известно, был избран Князь Петр Дмитриевич Святополк-Мирский, - близкий Витте человек. Имел ли Витте какое-либо участие в выборе преемника Плеве, - я не знаю, но хорошо помню, что как только стало известно, на кого выпал жребий заменить убитого Плеве, Витте, находившийся в то лето безотлучно в Петербурге, тотчас же написал мне, что он радуется этому назначению и поздравляет меня с ним, так как я найду в Кн. Святополк-Мирском человека, неспособного ни в чем затруднить моего положения.
Характер нового Министра Внутренних Дел стал известен сразу, по приему, оказанному им представителям Виленской прессы, явившимся к нему поздравить его с высоким назначением и выразить ему сожаление по поводу оставления им управления Северо-Западным краем.
Сославшись на установившиеся между ним и печатью добрые отношения с первых дней вступления его в должность Генерал-Губернатора, Кн. Святополк-Мирский заявил, что лозунгом его деятельности должно быть откровенное доверие к общественным силам, что на те же силы он предполагает опираться и, в своей новой деятельности, ждет от них такого же ясного доверия и помощи, какое он готов проявить по отношению к ним, и не закрывает глаз на то, что правительство, не опиравшееся на общественные силы, будет всегда изолировано и слабо.
Петербургские салоны и бюрократические круги встретили это заявление недружелюбно. Начались, как всегда, пересуды.
Вспомнили так называемую "весну" и "диктатуру сердца" времени Лорис-Меликова, и можно безошибочно сказать, что если {48} печать встретила это назначение дружелюбно, то в правительственных, придворных и бюрократических кругах вообще преобладало недоверчивое отношение и вскоре ироническое ожидание того, чем ознаменуется новый курс.
