У него явилась, поэтому, мысль написать об этом откровенно Государю, высказать, что без личного участия Министра нельзя вообще составить бюджета, и потому он вынужден просить освободить его от должности, которую он не может добросовестно занимать и позволить ceбе даже высказать откровенно, что в моем лице Государь имеет человека гораздо боле подготовленного, чем он.
Я просил его не делать этого и, во всяком случае, не упоминать обо мне. "Два месяца тому назад" - сказал я - "у Государя была возможность выбора лица по его непосредственному усмотрению, и он остановил свой выбор на нем, а не на мне. - Очевидно, под влиянием временного недомогания - я не знал еще, что болезнь его безнадежна, - Государь не согласится отпустить человека, к которому Он питает доверие, и нельзя ставить Государя в тяжелое положение, в особенности когда он только что приехал на отдых".
Я предложил ему, поэтому, пока ничего не делать, перестать ездить в Совет, {16} написавши об этом только Гр. Сольскому, которого я обещал расположить в пользу такого решения и - располагать мною во всем, в чем я могу быть полезен ему для сметных заседаний, так как его Товарищ Романов действительно не годится для проведения бюджетных заседаний. Что происходило в душе этого скрытного, но утончено благородного человека, я конечно не знаю, но думаю, что он уже и тогда чувствовал безнадежность своего положения и только не показывал окружающим. Он обнял меня, благодарил за совет и за готовность помочь, обещал подумать, прося меня ничего пока не говорить Гр. Сольскому.
Несколько времени спустя, я узнал в разговоре с женою Э. Д., что он получил от Государя крайне милостивое письмо, с выражением ему полного Своего доверия, с просьбою беречь себя для будущей работы и отнюдь не обременять себя никакими второстепенными делами. Было ли это письмо ответом на обращение самого Плеске или же самостоятельным порывом Государя под влиянием дошедших до него слухов о болезни, - я не знаю, - но уже гораздо позже, как то спросивши Государя к подошедшему слову, - писал ли ему Плеске о своей болезни и просил ли он освободить его от непосильной работы, Государь сказал мне, что он ему писал еще в Ливадию, а на вопрос указывал ли он на желательность заместить его мною, Государь также ясно и категорически ответил мне, что этого положительно не было и обещал даже поискать письмо Плеске, "которое вероятно сохранилось у меня" - сказал он, прибавивши, что "я помню как растрогало это письмо меня и императрицу своею удивительною теплотою и благородством, сквозившим в Каждом слове".
