Криспин отщёлкивает поводок от ошейника Харли, и они покидают распределительную комнату. На общественном лифте они поднимаются на четвёртый этаж.
Наверху три отдела — кухонные принадлежности, товары для дома и постельные принадлежности — плюс «У Элеоноры», ресторан, который был так назван в честь жены учредителя магазина. «У Элеоноры» — это больше, чем кафе, но меньше, чем респектабельное заведение с изысканной кухней. Открытый шесть дней в неделю, он популярен среди массы женщин, проводящих там официальные ланчи, а также у тех, кто балуется чаем с выпечкой ближе к вечеру. Обед не подаётся — во всяком случае, не с ведома руководства.
Ресторан находится слева от общественных лифтов. Пара французских дверей[15] со стёклами со скосом, которые должны быть заперты, оставлены открытыми.
Часть зала для посетителей, расположенная за столом приёма заказов, слегка освещена огнями огромного города, которые проникают через высокие окна, выходящие на запад. Вдали, за столами, в одной из кабинок приятно мерцают несколько свечек, стоящие в сосудах из красного стекла.
Криспин ждёт. С одноразового сотового телефона он звонит заранее, чтобы спросить, могут ли его принять на две ночи. Телефон идёт с ограниченным количеством минут, но это его не беспокоит; единственный номер, на который он звонит — её.
По эту сторону от столика приёма заказов, в открытом дверном проёме стоит Фантом «Бродерикса».
26 июля, день памяти святых Анны и Иоакима, ночь памяти, три года и четыре месяца назад…
Девятилетнего Криспина в пустой гардеробной его сестры пронзает сильный страх, страх не за себя — ещё нет — а за Мирабель.
Криспин, помоги мне!
Он не слышит голос снова, но помнит его в точности.
Происходит что-то ужасное, и это нельзя исправить одной из шуток мистера Мордреда или поцелуем нянюшки Сэйо.
При мысли о нянюшке его рот заполняет насыщенный вкус лимонной конфеты. Невозможный избыток слюны заставляет его сглотнуть один, два, три раза, и всё же струйка слюны выбегает, стекает по подбородку. Он вытирает её рукавом пижамы.
Они живут в «Терон Холле» шесть недель, и теперь вдруг те дни кажутся проведёнными в основном в тумане. Оглядываясь назад, он только лишь смутно припоминает, что происходило в какой из дней, как будто бы время не имело определённого значения в этом доме.
Они отправлялись в кровать и вставали согласно собственным потребностям. Они ели только то, что пожелают. Каждая игрушка, которая им была нужна — и множество тех, которые они никогда не просили — предоставлялись им. Они развлекались более охотно, чем учились, и их домашний учитель с родинкой в виде слепня потакал им на каждом шагу, всегда прощая и даже поощряя их лень. Они никогда не покидали дом. В своих трёх отдельных комнатах они постепенно изолировались один от другого, как они уже были изолированы от внешнего мира.
