Великаны сумрака | страница 18
Где это было? В Липецке или уже в Воронеже? Они вошли в лес, на несколько минут оставив на поляне товарищей, выносящих смертный приговор царю Александру II. И вдруг... Вдруг Верочка шагнула, почти бросилась к нему, приблизив, трогательно скосив сияющие глаза:
— Ты так говорил. Твоя программа. Я. Я люблю тебя!
Да, да: красота — это всего лишь обещание счастья. Обещание, которое не всегда выполняется. Устоять было трудно. Красота манила. Но что он мог ответить, когда его тут же позвали — Плеханов или Михайлов? Когда он все еще мучился Перовской, но уже муку эту рассеивала очаровательная Катюша Сергеева. Новой любви пока не было, но он жил ее предчувствием. А Вера Фигнер? Она казалась слишком красивой, недосягаемой в этой красоте. Наверное, так и есть: красота никогда не уяснит себе своей сути. Он не был готов. Что-то пробормотал. Его снова позвали. Тихомиров сжал руку Верочки и удалился на зов.
Давно это было.
Тихомиров бросил виноватый взгляд на жену: не прочла ли она его мыслей, не заревновала ли? Но Катюша спокойно и быстро собирала вещи: нельзя терять ни минуты. Слышно было, как за стеной храпит спящий жандармский полковник.
До Свияжска — часа три езды. Город сказочно и холмисто всплыл над снегами — купола, колоколенки, шпили. Лучше бы так и пролететь мимо, не подниматься в кочковатые извивы неприглядных улочек, с удивлением обнаруживая, что попал в бедный и ничтожный городишко. Тоска сжала сердце. Может быть, погнать дальше — до Услона, к Адмиралтейской слободке? Посмотрел на жену: какая уж ей дорога, корчится от боли. Еще напасть: сильное расстройство кишок; попробуй-ка, попутешествуй с такой болезнью, да к тому же зимой.
На станции узнал, что в городке ни одного доктора. Впрочем, нет и аптеки. Оставалось искать магазин, чтобы купить бутылку хорошего вина: вспомнились рецепты отца, военного врача черноморской Береговой линии.
— Как же, батюшка, есть такая лавка. По Ямщицкой пойдешь, влево свертка будет — Заовражная. Так пятый дом от угла.— напутствовала его неряшливая обывательница, одетая кутафьей. Пропела вдогонку: — Эх, на Волге вино по три деньги ведро: хоть пей, хоть лей, хоть окатывайся! — И за- пунцовела веселым старческим личиком.
В магазинчике стоял отвратительно кислый дух. Но приказчик был приветлив и бодр.
— Из крепких смею предложить тенериф с мадерцей. И столовые, пожалуйста: сотерн, лафитец высшего сорта. Плохого не держим, поскольку на государевом тракте месторасположение имеем. Водка из сарачинского пшена. А вино отъемное — лучшее, первого спуску. И то: каково винцо, таково и заздравьице! — суетился он, словно бы рассказывал совершенно о другом товаре, а не о том, что прогибал уходящие к потолку полки.