— Ее кузен Георгий Кириллов состоит в должности заведующего 3-й экспедицией III Отделения собственной царской канцелярии, — почему-то торжественно произнес Тигрыч. — И главное его дело — политический сыск. Вы понимаете.
— Понимаете, насколько нам важно, чтобы в экспедиции служил наш агент? — продолжил нахмурившийся Дворник. — Партия несет большие потери. Необходимо обезопасить себя от шпионов. Нужно, чтобы нас предупреждали загодя о готовящихся арестах и репрессалиях. Вот ваше место в боевом строю. Надеемся на вас.
Николай Корнеевич задрожал, как осиновый лист. Одно дело мгновенная гибель в пламени динамита, другое. Он представил, как его, разоблаченного, месят на пыльном полу тяжелыми жандармскими сапогами. Это невыносимо. Даже отец, гневаясь на сына, ни разу и пальцем его не тронул.
— Нет. Не знаю. — с трудом зашевелил Капелькин онемевшими губами. — В этом вместилище сыска. Они все прочтут в моих глазах.
— Ничего они не прочтут! — воскликнул Дворник. — Это же ограниченные людишки. Где уж им додуматься, что вы подосланы нелегальной партией! К тому же вас порекомендует сестра самого Кириллова.
Что же делать? Быть может, вернуться в Симферополь и на пыльной Дворянской самоубиться на глазах у Дашеньки Поплавской? Капелькин закашлялся, вынул платок. На платке увидел точечку крови; совсем маленькую, почти незаметную.
— Согласен. Но если меня заарестуют. Если. Позволительно ли будет сказать, что я работал на вас за деньги? Это понятнее. Не сразу убьют.
Дворник и Тигрыч переглянулись.
— Хорошо. Обольщайте несравненную Анну Петровну. И почаще проигрывайте ей. Она это любит.
За месяц новый жилец проиграл хозяйке почти триста рублей. Дворник озадаченно наморщил широкий нос, но денег добавил. Спросил только: во что играете? Капелькин пробурчал что-то невнятное.
А играли все больше в ландскнехт. Эту игру обожала мадам Кутузова. Ей нравилось думать, что в ландскнехт перекидывался еще Людовик XIII, нравилось быть банкометом, и когда по обе стороны вдруг выходили одинаковые карты, она громко вскрикивала «плие!», снимала деньги и передавала колоду Капелькину, норовя коснуться горячими пальчиками его руки.
Деньги Капелькин проигрывал с легкостью и неповторимым изяществом (и это нравилось вдове!). Почти как ее покойный супруг, пять лет назад насмерть поперхнувшийся на Троицу куском свежайшего пармезана. Но Николай Корнеевич еще и пел под гитару:
Я ее не люблю, не люблю...
