М. Н. Покровский.Русская история с древнейших времен
«Декабристы закономерно опасались проявлений бонапартизма в своей среде. Во-первых, всего четыре года назад умер Наполеон, во-вторых, к их услугам была российская история прошлого века. Известно, что многие декабристы подозревали в бонапартизме Пестеля. Рылеев при первом знакомстве заподозрил Трубецкого в «честолюбивых видах». Батеньков примерял на себя роль, которую играл некогда Бирон при малолетнем Иоанне Антоновиче».
Я. Гордин.События и люди 14 декабря
К этому надо добавить, что перед глазами у декабристов был еще и феномен робеспьеризма. Вообще проблема типологии власти была в декабристском сознании ключевой политической проблемой. На отечественной почве декабристы имели лишь опыт целой серии дворцовых переворотов, которые характерным образом даже высокообразованная Екатерина Дашкова именует «революцией», и «бессмысленных и беспощадных» крестьянских бунтов, увенчивавшихся совсем еще свежей в общественной и даже непосредственно личной памяти страшной пугачевщиной. Именно эта дурная антитеза в сфере политики и получила в «век Екатерины» свое едва ли не классически двуединое выражение. И за пределы этой дурной антитезы стремились выйти декабристы, совершенно равным образом отвергая и отлаженный еще со времен бесславного поражения «верховников» (пытавшихся, как известно, по своего рода доверенности ограничить самодержавную власть Анны Иоанновны и получившие взамен временщичество Бирона) механизм серальных, по уничижительному выражению Герцена, переворотов, и темную стихию крестьянского восстания, уничтожившего бы на своем разбойном пути все и вся, начиная с такой тонкой и хрупкой субстанции, как высокая дворянская культура. А вот с «бонапартизмом» дело обстоит в этом смысле все-таки сложнее, нежели это может, судя и по приведенному выше фрагменту из современного популярного исследования, показаться. Пожалуй, не «бонапартизма» именно опасались декабристы и не в нем готовы были подозревать своих собственных лидеров, а в какой-либо разновидности «робеспьеризма» традиционно временщического склада. Прежде всего хотя бы уже по одному тому простому обстоятельству, что «бонапартизм» как таковой в позднейшем и современном словоупотреблении — одно, а феномен «культа Наполеона» во времена декабристов и непосредственно последующие — иное. «Бонапартизм» связан был в России, как известно, с явлением мелкобуржуазной идеологии. «Культ Наполеона» — поразительно парадоксальное явление общественного сознания, социальной психологии передового дворянства в России той поры, когда сам Наполеон представал, несмотря ни на что, натурой прежде всего героической, а после своего катастрофического поражения, предопределенного прежде всего и непосредственно поражением его армии в России, сделавшись узником Священного Союза, во главе которого стояла царская Россия и персонально русский царь, — натурой, исполненной самого высокого трагизма. Лермонтов, написавший «Бородино» и вместе с тем несомненно подверженный условно ностальгическому культу Наполеона- изгнанника, ярко выразил этот парадокс общественного мышления. Но Лермонтов был позже.
