Ходж
[4]; возле него пребывали возлюбленные коты Магомета, Грея
[5] и Вальтера Скотта, а рядом с ними — Кот в Сапогах и чрезвычайно величавая кошка, которая была божеством древнего Египта. Дальше стоял ручной медведь Байрона. Еще там, помнится, был Эриманфский вепрь
[6], шкура дракона святого Георгия и кожа змея Пифона
[7], а возле — другая кожа, прельстительно-переливчатая, предположительно облекавшая искусителя Евы, который был «хитрее всех зверей полевых»
[8]. На стене красовались рога оленя, подстреленного Шекспиром, а на полу лежал массивный панцирь черепахи, упавшей на голову Эсхилу. В одном ряду, донельзя жизнеподобные,' стояли священный бык Апис, бодливая корова со сломанным рогом и оголтелого вида телка — как я понял, та самая, что перепрыгнула через луну
[9]. Верно, она расшиблась, падая с небес. Я отвел от них взгляд и увидел неописуемое страшилище, которое оказалось грифоном
[10].
— Что-то я не вижу, — заметил я, — шкуры животного, которое заслуживает самого пристального внимания натуралиста, — крылатого коня Пегаса.
— А он покуда жив, — объяснил Знаток, — но его так заездили нынешние юные джентльмены, коим несть числа, что я надеюсь скоро заполучить его шкуру и остов в свое собранье.
И мы перешли в другую музейную нишу, с множеством чучел птиц. Они были отлично размещены — одни сидели на ветках деревьев, другие на гнездах, третьи же были так искусно подвешены на проволоке, будто бы парили в воздухе, и среди них белый голубь с увядшей масличной веткой в клюве.
— Уж не тот ли это голубь, — спросил я, — который принес весть мира и надежды измученным бедствиями невольникам ковчега?
— Тот самый, — подтвердил мой спутник.
— А этот ворон, должно быть, — продолжал я, — из тех, что кормили пророка Илию в пустыне.
— Этот ворон? Нет, — сказал Знаток, — это нестарая птица. Его хозяином был некто Барнаби Радж[11], и многим казалось, что это траурное оперенье скрывает самого дьявола. Но бедный Хват в последний раз вытянул жребий, и притом смертный. А под видом вот этого ворона, едва ли менее примечательного, душа короля Георга Первого навещала его возлюбленную, герцогиню Кендалл.
Затем провожатый указал мне сову Минервы и стервятника, терзавшего печень Прометея; потом — священного египетского ибиса и одну из стимфалид, которых Геракл подстрелил, совершая свой шестой подвиг. На том же насесте пребывали жаворонок Шелли, дикая утка Брайанта[12] и голубок с колокольни Старой Южной Церкви (чучельник Н. П. Уиллис
