— Ты задавал лишние вопросы.
— Лишних вопросов не бывает. Сколько тебе лет?
— Девятнадцать.
Молчание.
— Серьезно?
— Как инфаркт.
— А мне тридцать шесть.
То есть когда я ходила под стол пешком, он раздевал на этих столах молодых девушек, когда я учила алфавит, он осваивал кибернетику, а когда я дошла до столов и секса, он, наверное, уже трижды как был женат. Но детей у него нет. Он не отец. Это невооруженным глазом видно.
Мне принесли мохито. Холодный до мурашек и капель итога конденсации на странном икеевском стекле. Я хотела отнять свою правую руку от стола и пододвинуть стакан, но он не отпускал, а сам переместил коктейль ближе ко рту и поднес трубочку к моим губам.
А совсем рядом, в пятнадцати домах отсюда, угрюмый и ненадушенный Романович сидит за компьютером и, как всегда, что-то стирает, что-то набирает и стирает опять. А может, просто ходит по квартире с чашкой чая. И не звонит.
Я сделала глоток ледяного мохито. В трубочке застряла косточка лайма.
— Я вспомнил. Я видел тебя здесь почти два года назад. Я сидел за соседним столом с Кирой, а ты, в голубом свитере, пила шампанское с какими-то обычными людьми и не знала, что есть я, а я не знал, что есть ты.
— А к чему ты это сказал?
— К тому, что мы не случайно встретились. Поверь. — И добавил: — Хочешь кушать?
— Нет. Я мало сплю и почти ничего не ем, — я впервые улыбнулась. И даже искренне.
— У тебя ямочки на щеках.
— Вот так вот! Просто моя мама занималась сексом во время беременности.
Он все также держал мою руку.
— Скажи, а что будет завтра? — спросил странным голосом Макс.
— А завтра я пойду смотреть на офорты Сальвадора Дали, и будет суббота, и будет тепло. Или холодно.
— Или пойдет снег. И тогда я пойду с тобой.
Он отпустил мою руку, и я пошла в уборную.
Тогда еще красный, квадратно-кафельный, общий для нас, них и всех, туалет открыл мне свои двери отсутствием очереди. Я немного опрокинулась руками и весом верхней части тела на несколько сумбурную и угловатую стальную раковину и посмотрела в зеркало. А в нем открылась дверь. И вошел он, и таким же железным голосом произнес:
— Я не тот мужчина. И у нас сегодня ничего не будет.
* * *
На лопатках, такси и странных мыслях я приехала к Алеку, так и ненадушенному. Без шоколадного торта и DVD, с запахом Armani на руке и полным сознанием незначительности собственной персоны; я искала видимые и невидимые причины отказа Макса на предложение, которого не было, и пыталась понять, кому из нас приснился вожделенный сон, что заставило меня бросить Романовича и уйти в странную интригу, которая еще не была обозначена в сюжетной линии. Но конфликт был. По крайней мере в нашем с Алеком отсутствии отношений. Хотелось позвонить Зигмунду Фрейду или хотя бы узнать толкование сновидений, хотелось написать sms Чернышевскому «что делать» и «кто виноват» во всем этом?
