Какое огромное удовлетворение она получит, когда докажет, что Димитри вовсе не такой уж неотразимый, каким себя воображает. Все, что ей нужно, — это помнить, что у него есть по меньшей мере один незаконнорожденный ребенок и что, по его мнению, женщины — просто игрушки, предназначенные для удовольствия.
И она ненавидит его.
Оливия содрогнулась от непритворного отвращения, как будто ей претила мысль проводить время с Димитри.
— Меня заставляет колебаться только то, что мне придется делать вид, будто я люблю тебя, — мрачно сказала она, втыкая вилку в рыбу с таким чувством, будто погружает ее в тело Димитри. — А что скажет твоя мать? Вряд ли она будет довольна.
— Она осуждает тебя за то, что ты ушла от меня, — сказал он. — Но она должна понять, что я сам распоряжаюсь своей жизнью. Когда-нибудь я влюблюсь. Ей придется подготовиться к тому, чтобы принять женщину, которую я полюблю, какой бы она ни была. Когда настанет время идти к алтарю, мне нужно будет благословение матери.
Оливия поморщилась. Что-то терзает ее сердце. Ревность, наверное. Она — словно собака на сене. Как это недостойно! Димитри ей не нужен, но ей невыносима мысль, что он может влюбиться.
Интересно, не хочет ли он жениться на Атене и признать своего ребенка? Или она ему надоела и он давно бросил ее?
Трудно сосредоточиться, потому что она в смятении и ее тело отзывается на тяжелый ритм греческой музыки.
— Я не знаю…
— Сделай это, иначе я постараюсь, чтобы оформление нашего развода заняло долгие годы, — ледяным тоном заявил Димитри.
Сердце у Оливии упало. Он говорит серьезно — и у него есть деньги, и власть, и жестокость, чтобы осуществить свою угрозу.
— Ты беспринципная свинья, — пробормотала она.
— Верно.
Ее раздражало, что Димитри одержал над ней победу. Ему безразлично, разведены они или нет — просто это помешает Элени назначить день свадьбы. Оливия насупилась. У нее возникло сильное желание дать кому-нибудь пинка. Желательно — Димитри. Но ей необходимо получить развод, чтобы начать новую жизнь. Возможно, две недели не такой уж долгий срок?
— Мне нужно подумать, — внезапно почувствовав себя беспомощной и уязвимой, Оливия оттолкнула тарелку.
— Конечно.
Димитри кивнул, и они в молчании приступили к пудингу. Точнее, Димитри приступил. Пытаясь объективно рассмотреть ситуацию, в которую она попала, Оливия лишь делала вид, что ест десерт.
Казалось, что все сложилось так, чтобы заставить ее сказать «да»: музыка, еда, напомнившая Оливии о том, как нравится ей экзотическая греческая кухня и особенно страна, полная неописуемых красот.
