Чевеникс снова опустился на прежний стул и спокойно закурил сигару.
— Мне очень жаль, что у вас болит плечо, — наконец проговорил майор. — Не послать ли за доктором?
— Не нужно, — ответил я. — Это — безделица, я привык к боли, она не беспокоит меня; кроме того, я не верю докторам.
— Прекрасно, — заметил майор и стал молча курить.
Все на свете отдал бы я, чтобы только прервать это молчание. Наконец офицер заговорил:
— Ну, мне кажется, я знаю достаточно, полагаю даже, что мне известно решительно все.
— Насчет чего? — смело спросил я.
— Насчет Гогелы, — ответил он.
— Простите, но я не понимаю.
— О, — произнес майор, — этот человек ранен на дуэли и вашей рукой. Я ведь не младенец.
— Без сомнения. Но, мне кажется, вы увлекаетесь теориями.
— Желаете сделать проверку? — спросил Чевеникс. — Доктор недалеко. Если на вашем плече нет открытой раны — я ошибаюсь. Если рана есть… — он помахал рукой. — Но я советую вам подумать, — продолжал Чевеникс. — У этого опыта будет чертовски неприятная сторона для вас, а именно: все то, что осталось бы только между нами двоими, сделается тогда достоянием всех.
— Ну, хорошо, — со смехом произнес я. — Мне кажется, все лучше, нежели медицинский осмотр; я не выношу этой породы людей!
Последние слова Чевеникса сильно успокоили меня, но все же я далеко не чувствовал себя в безопасвости.
Майор курил, посматривая то на пепел своей сигары, то на меня.
— Я сам солдат, — заговорил он, — и в свое время сам пережил нечто подобное, ранив противника. Я не желаю ставить в безвыходное положение кого-нибудь из-за дуэли, хотя она, быть может, и не была необходимостью и совершалась не по всем правилам. В то же время мне крайне нужно знать решительно все, и я желаю, чтобы вы скрепили мои догадки вашим честным словом. В противном случае мне, к моему большому огорчению, придется послать за доктором.
— Я ничего не отрицаю и не утверждаю, — возразил я. — Однако, если вы удовольствуетесь моим заявлением, я вам скажу следующее: даю честное слово джентльмена и солдата, что между нами, пленниками, не произошло ничего такого, что не было бы вполне честно.
— Отлично, — сказал он. — Я только этого и желал. Теперь вы можете идти, Шамдивер.
Когда я подошел к двери, Чевеникс прибавил со смехом:
— Во всяком случае, мне следует извиниться перед вами: я и не подозревал, что подвергаю вас пытке.
В тот же день на наш двор пришел доктор с листом бумаги в руках. По-видимому, ему было очень жарко; он казался рассерженным и, очевидно, не заботился о том, чтобы говорить вежливым образом.
