Чевеникс опустил свое упражнение, оперся подбородком на руку и взглянул на меня своими светлыми, суровыми глазами.
— Нам нужно поговорить с вами, — сказал Чевеникс.
— Я к вашим услугам, — ответил я с внутренним трепетом, угадывая, о чем пойдет речь.
— Вы занимаетесь со мной уже довольно долгое время, и я склонен хорошо думать о вас. Мне кажется, вы джентльмен.
— Имею эту честь, — ответил я.
— Вы тоже видали меня в течение того же промежутка времени. Конечно, я не знаю, каким я кажусь вам; но, быть может, вы поверите, что я тоже дорожу честью, — проговорил офицер.
— Мне не нужно никаких уверений; я и так ясно вижу это, — проговорил я с поклоном.
— Ну, так как же было дело относительно этого Гогелы?
— Вчера вы слышали меня на суде, — начал я, — только что я проснулся, как…
— О, да! Я, без сомнения, слышал вас вчера на суде, — прервал он меня, — и отлично помню, что вы «только что проснулись». Я мог бы повторить слово в слово большую часть вашего показания. Но неужели вы думаете, что я хоть одно мгновение верил вам?
— Значит, вы не поверили бы мне, если бы я здесь повторил все, что говорил суду? — произнес я.
— Может быть, я не прав (мы скоро увидим это), — сказал Чевеникс, — но мне кажется, что здесь вы «не повторите всего, что говорили суду». Мне кажется, что, войдя в эту комнату, вы не покинете ее, не сказав мне кое-чего.
Я пожал плечами.
— Позвольте мне выразиться яснее, — продолжал Чевеникс. — Конечно, ваше показание чепуха. И я, и суд поняли это.
— Поздравляю и благодарю! — проговорил я.
— Вы знаете все — это ясно; пленники, спящие в бараке «Б», должны знать, что произошло. Спрашиваю вас: ну, есть ли какой-нибудь смысл продолжать ломать эту комедию и утверждать, что нелепая история — истина, когда с вами только ваш приятель? Ну, ну, милейший, признайтесь, что вы побиты и посмейтесь над самим собой.
— Вы отлично действуете, — заметил я, — вы в это дело вложили всю душу.
Офицер медленным движением скрестил ноги и проговорил:
— Я хорошо понимаю, что в подобных случаях следует принимать предосторожности. Была взята клятва молчать. Я отлично вижу это. (Чевеникс не сводил с меня своих светлых, блестящих, холодных глаз). Мне также кажется естественным, что вы хотите сохранить в строгой тайне все, касающееся этого дела чести.
— Дело чести? — повторил я, как бы изумляясь донельзя.
— Значит, это не было поединком? — спросил майор.
— Что именно? Я не понимаю, — сказал я.
Чевеникс ничем не выразил своей досады; он несколько мгновений помолчал, потом заговорил по-прежнему спокойно и добродушно:
