Книга из человеческой кожи | страница 67



пожалела меня. Я чувствовал себя так, словно знаю ее уже много лет, с самого рождения, и что могу, как нечто само собой разумеющееся, воспринимать ее нежность и чувство юмора. Такого со мной не случалось никогда.

В тот день я так и не увидел ее брата.

К тому времени, как я наконец опамятовался, девочка сама благополучно лишилась чувств. Руджеро заставил лакея подержать ее раненую ногу так, чтобы он смог сшить поврежденные артерии, после чего соединил разорванную плоть сначала пластырем, а потом и ниткой. Видя, что в моих услугах больше никто не нуждается, я потихоньку выскользнул наружу из большого холла, вернувшись к нашей рессорной двуколке, где и спрятал свой позор за крупом лошади.

Руджеро поколотил меня, когда мы вернулись к нему в комнаты. Я поставил его в неловкое положение в благородном доме.

Как оказалось впоследствии, это стало лишь началом того, что я готов был вынести — с радостью! — для Марчеллы Фазан.


Мингуилло Фазан

В течение нескольких дней все они убивались из-за ее ноги, и временами жизнь моей сестры висела на волоске. Я предусмотрительно отправил записку местному владельцу похоронного бюро, который пришел и окинул Марчеллу оценивающим взором, глядя на нее с видом собственника. Должно быть, это повергло ее в уныние пуще прежнего.

Но по какой-то причине гангрена пощадила Марчеллу.

Моя сельская красотка заявила мне:

— Ваша сестра чересчур чиста для того, чтобы гнить. Так говорят на половине слуг.

Она не скоро забудет пощечину, которой я наградил ее после этих слов. А потом я взгромоздил ее на себя и насадил на свою морковку. Слезы ее капали мне на лицо, и именно тогда мне в голову пришла блестящая идея насчет «Слез святой Розы», о которых терпеливый читатель узнает в свое время.

В отличие от Марчеллы, моя собственная плоть оказалась оскорбительно смертной. Раненый палец сначала пожелтел, потом покраснел, а после стал черным. Я скрывал его так долго, как только мог, но мерзкий запах привлек ненужное внимание и вызвал нелестные комментарии. Онемение постепенно начало распространяться по моей руке. Все закончилось тем, что хирург Руджеро бесцеремонно отхватил его. Я лишился своего указательного пальца. Пальца, которым стучал по столу, чтобы доказать свою правоту, пальца, которым тыкал в глаз, чтобы выколоть его, и ковырялся в стыдной щелочке. Я хранил его в кожаной шкатулке, пока до него не добрались черви.

Тем временем состояние Марчеллы продолжало улучшаться. Владелец похоронного бюро сначала недоумевал, потом надулся и прекратил свои ежедневные визиты, в отличие от слуг, которые ни на мгновение не оставляли ее одну. Отныне кто-нибудь всегда стоял на страже у ее дверей, днем и ночью, в какое бы время суток я ни подходил к ним.