Воскресенская и Никоновская летописи повествуют об этом посольстве следующим образом: "Того же лђта князь великий Литовский Олгерд посла в орду к царю Чженибђку брата своего Корияда просити себђ помощи на великого князя Семена. Слышав же то великий князь Семен, и посла своих киличеев: Феодора Глебовича, да Амину да Федора Шибачеева ко царю жаловатися на Олгерда. Слышав же царь от послов великого князя, яко Олгерд с братиею улус его, отчину князя великого испустошили, и выдаст царь послом великого князя братью Олгердову, князей Литовских, Кориада да Михаила, Семена Свичслоскаго, да Аишка и дружину их, и приведены быша на Мос- /48/ кву послом царевым Тотуем".[196] Летописный рассказ обнажает противоречивость литовско-ордынско-московских взаимоотношений конца 40-х гг. XIV в. и упоминает об обстоятельствах, имеющих несомненную историческую ценность: 1) скрываемая за антилитовской направленностью речей (обусловленной, очевидно, дипломатическими соображениями) явно дружественная Литве цель московской миссии в Орде; 2) сообщение московских послов о, как можно думать, недавнем наступлении "Ольгерда и его братии" на ордынские владения ("улус" царев); 3) упоминание о наследственных правах на этот "улус" великого князя московского. О цели московского посольства в Орду прямо говорится в Супрасльской летописи: "В лђто 6857 (1349). Князь великыи Семень Ивановичь посла в орду князя Федора Глђбовича, а с ним кылычеи Федор Шубачев а Иминь. Вытягаше князеи литовъскых: Михаила-Кораида, Семена свислоцького и Якшу". [197] Побудить московского князя направить своих послов в Орду, чтобы "вытянуть" оттуда задержанных ханом литовских князей, мог поддерживавший тесные связи с Дмитрием-Любартом митрополит Феогност, который как раз в конце "того же лђта прииде… из Волыни"[198] в Москву и потому был хорошо осведомлен о важнейших политических событиях, имевших место в Юго-Западной Руси и Литве в 1349 г. Что касается опустошенного литовскими князьями ханского улуса, то о его местонахождении в отечественной литературе высказывались самые разные догадки, но во всех случаях оно предполагалось в Северо-Восточной Руси. Между тем летописное определение царев "улус" не может быть отнесено ни к одному из северо-восточных русских городов – объектам наступления Ольгерда в 40-х гг. XIV в.: Можайску (1341),[199] Пскову (1342, 1348),[200] Новгороду (1346),[201] но вполне применимо к Подолью или какой-нибудь его части.
