На основе анализа источников и изучения историографии проблемы Р. Батура сделал выводы, имеющие важное значение для дальнейшего углубленного ее исследования. Представляется важным данное им впервые в советской историографии определение территории Подольской земли, сложившейся в административно-территориальном отношении к середине XIV в. Она занимала пространство между Днестром, Днепром, его притоком Росью и Черным морем. Это определение в основном соответствует сведениям составленного в 1396 г. летописного "Списка русских городов дальних и ближних", где Черкассы и Звенигород причислены к подольским, а Канев и Корсунь – уже к киевским городам,
[176] а также указаниям некоторых авторов XVI в. Так, например, А. Гваньини и М. Меховский сообщают, что Подолье граничит на юго-западе с Молдавией и Валахией, на востоке же простирается до Дона у Меотидских болот и Черного моря вплоть до владений перекопских татар.
[177] П. Ф. Параска уточнил юго-западные пределы Подольской. земли, которые, по его мнению, достигали восточной части Берладского плато на правом берегу Прута.
[178]В этом обширном крае Р. Батура выделяет западную часть (Малое Подолье), включавшую окрестности Каменца и Смотрича, Червонограда, Скалы, Бакоты и простиравшуюся на востоке, возможно, да Южного Буга. Именно в этой местности после разгрома ордынцев у Синих Вод окончательно утвердилась власть литовских князей Кориатовичей, за ней позднее, в XV в., собственно и закрепилось название Подольской земли. /44/
Р. Батура доказал также историчность упомянутых в Повести о Подолье имен трех потерпевших поражение ордынских князей, локализировал топонимы, связанные с походом войск Ольгерда – Синие Воды (р. Синюха, левый приток Южного Буга) и Белобережье (северное побережье Черного моря у Днепро-Бугского лимана). При всей обстоятельности выводов Р. Батуры некоторые из затронутых им спорных вопросов, имеющих принципиальное значение, так и остались нераскрытыми.
К ним относятся, прежде всего, вопросы о времени подчинения населения Подольской земли власти литовских феодалов, роли в этом князей Кориатовичей. Камнем преткновения в решении первого из них являлось кажущееся противоречие между известием Повести о "приходе" Кориатовичей в подвластное Орде Подолье и битве у Синих Вод, с одной стороны, и сообщением Яна Длугоша о Подолье, принадлежавшем в 1352 г. Польскому королевству – с другой. Опираясь главным образом на это неточное и поэтому допускающее двоечтение высказывание Яна Длугоша, другие сообщаемые им данные, ряд польских историков конца XIX – начала XX в. (Й. Пузына, А. Прохаска, С.-М. Кучиньский и др.) относили утверждение Кориатовичей в Подольской земле к 1350–1351 гг. или более раннему времени, рассматривая это событие, однако, вне связи с развитием экспансии литовских феодалов на Юго-Западную Русь и Синеводской битвой. Таким образом, они пытались обосновать идею о подвластности Кориатовичей, а отсюда, по их мнению, и всего Подолья Польскому королевству еще в конце 40-х – начале 50-х гг. XIV в., т. е. до битвы у Синих Вод.
