Мы долго сидели в карете, смотря каждый в свое окно и молча поедая сахар. Я, поддерживая разговор, вспоминал все известные мне шутки и байки. Так уж мне хотелось хоть немного рассмешить госпожу и отблагодарить ее этим за великодушие. Хотя жизнерадостная девушка вовсе не нуждалась в том, чтобы ее веселили. Она и так буквально лучилась ничем не объяснимым счастьем.
- Чего ты боишься? - Ее внезапный вопрос настолько меня обескуражил, что я выронил флягу с водой. Не смотря на то, что вода испортила ее платье, она не обратила на это ни малейшего внимания. Госпожа все так же пристально смотрела, не отводя глаз, и зачем-то пыталась перехватить мой взгляд. - Чего? - повторила она уже тише.
Облажаться!! Хотел бы я честно ответить. Не говорить же ей это напрямую? Вдруг она заинтересуется, в чем я так боюсь опростоволоситься.
- С чего ты взяла? - невинно поинтересовался я, выдавая свою одну из заученных улыбок. Мне всегда говорили, что она у меня неплохо выходит, но на нее это не подействовало.
- Чувствую, - таким же тихим голосом ответила она, все-таки улучив момент и заглянув мне глаза.
После нашего краткого разговора настроение у маленькой госпожи сильно упало. Она вежливо отвечала на мои вопросы, и вяло отмахивалась на нелепые шутки, которые за неимением я начал выдумывать сам.
- О, госпожа, Иллеш Миляру!! Вы прелестны, как и ваша мать!!
Слуга отправленный нас встречать безбожно врал, даже не краснея. То ли его выдрессировали сомнительно льстить всем без разбору, то ли он по дурости и вправду так считал. Даже одного беглого взгляда вполне хватало, чтобы понять, белокурая девушка не имеет ни малейшего сходства с семьей Миляр, издревле славившейся чистотой своей южной крови. Ходили слухи, что в их роду примешана даже кровь каров.
- Хозяин будет просто счастлив вас увидеть! Идемте?
Счастлив он будет. Ну да, как же. Едва поймет, что так опрометчиво принятый заложник, под видом невесты, не связан с семьей его врагов и все... Наступит мое время.
- Значит, мне пора. - Молодая госпожа с неохотой выпрыгнула из кареты и провела рукой по складкам слегка помявшегося платья. Ее шляпка с высоким черным пером осталась лежать на диване, но она про нее даже не вспомнила. - Кстати я ненавижу имя Иллеш, мои друзья зовут меня Шелли, - произнесла она напоследок.
Зачем она это сказала, чтобы я еще больше потом мучился? Моя миссия и возложенная ответственность уже не казались столь почетными. За часы, проведенные вместе с молодой госпожой, я стал испытывать недопустимые в моей сфере деятельности эмоции - жалость.
