Исследователи не без оснований предполагают, что сюжет поэмы Робер де Борон «не сам придумал». В уже цитированной книге Р. Майера есть отсылка на «одно из апокрифических евангелий, обладавшее в средние века высоким авторитетом. «Gesta Pilati» («Деяния Пилата»), первая часть Евангелия Никодима рассказывают, как Иосиф Аримафейский предстает перед синедрионом и описывает все, что он пережил в темнице» — история пребывания Иосифа Аримафейского в темнице в этом апокрифе, согласно Майеру, довольно близко совпадает с действием поэмы Робера де Борона (которую он, явно не делая различия между поэтической версией и прозаической, так и называет — «Иосиф Аримафейский»). Упоминаемое Евангелие от Никодима, традиционно датируемое III веком, существует в русском переводе. Необходимо отметить, что в трех первых синоптических Евангелиях имя Никодима вообще отсутствует, его называет лишь евангелист Иоанн в своем «евангелии духа».
Евангелие от Никодима — один из основных источников известного в иконописи сюжета «Сошествие во ад»; облагороженный в нем образ прокуратора Понтия Пилата на европейскую церковь в целом оказал мало влияния. Множество апокрифов, — Прежде всего опубликованные в русском Переводе вместе с вышеупомянутым «Евангелием от Никодима» «Сказания о смерти Пилата», — содержат элементы, попавшие в роман де Борона: путешествие Св. Вероники вместе с принадлежащей ей реликвией и Рим, в другом апокрифе под названием «Отмщение Спасителя» содержится история о том, как Иосиф пребывал в заточении вплоть до завоевания Иерусалима римлянами; после штурма города рушатся и стены его темницы, Иосиф выходит и повествует о том, что жизнь его поддерживалась пищей, ниспосылаемой от Господа прямо в его узилище; известна версия исцеления императора (на этот раз непосредственно Тиберия) от проказы и обращения императора в число последователей Христа — и многие другие тексты, значительная часть которых могла быть известна поэту в совершенно иной версии, нежели нам.
В конце поэмы Брон (Хеброн), зять Иосифа Аримафейского, оказывается тем самым Королем-Рыбаком, с упоминанием которого связано первое появление слова «Грааль» в поэтическом тексте — в романе Кретьена де Труа. Король-Рыбак с верными ему сторонниками принимает на хранение чашу Святого Грааля — и уходит в неизвестные, однако явно западные края. Робер де Борон обещает еще множество повествований о судьбе чудесной чаши; два таких продолжения, записанных прозой, сохранились, — однако, как всякий хороший рассказчик, Робер де Борон отнюдь не собирался удачную историю заканчивать: тысяча лет, самый малый срок, отделявший его время он времени жизни родственников Иосифа Аримафейского, сулила еще множество сюжетных линий, перемен владельцев священного предмета, неожиданных поворотов действия; почти ни одна «история с продолжением» не заканчивается иначе, как на полуслове, «на самом интересном месте». Продолжение обычно начинается в таких случаях с введения новых героев и необходимого краткого пересказа первой части, — именно такова сохранившаяся в прозаическом виде целиком и в поэтическом и объеме 502 стихов вторая часть романа — «Мерлин»; впрочем, этот сюжет русскому читателю хорошо известен, хотя Мерлин здесь — волшебник весьма недобрый, короче говоря, «отрицательный» вариант Мерлина, тогда как в XX веке более привычен Мерлин «положительный». Таков был средневековый роман, где поколения рыцарей за круглым столом наследовали одно другому, описывались деяния детей героев, их внуков и правнуков, и точно так же поэма, не дописанная одним поэтом, попадала в руки более молодого, порою даже более талантливого.
