В канун иерусалимской победы Саладина имели место события, определившие ход всей дальнейшей европейской истории, а кроме того, одновременно сложились и приобрели законченный вид величайшие легенды европейского средневековья. Это время не случайно совпадает с расцветом ордена тамплиеров — об их роли в истории Святого Грааля можно написать сотни страниц. Папа римский Александр III в 1163 году издал буллу, которую потомки назвали «Великой хартией вольности тамплиеров». По сути дела, орден с этого времени подчинялся разве что самому папе. Великие магистры ордена, первыми воспользовавшиеся привилегиями этой хартии — Филипп де Милли и Одон де Сент-Аман, — едва ли были озабочены поисками Святого Грааля — их уделом были политика и война. Впрочем, пушки в то время изобретены еще не были — следственно, и музы не молчали.
Однако же откуда-то должно было взяться и само слово «грааль», как будто не восходящее ни к какому тексту, достоверно датируемому временами ранее 1160–1170 годов. Наличие слов, сходных по звучанию со старофранцузским «li graaus» в средневековой латыни, в португало-галисийском и провансальском языках не доказывает решительно ничего: мы не можем с уверенностью сказать, на каком языке это слово прозвучало впервые. Интереса ради можно привести и современную гипотезу: «Saint Graal… San Graal» разные названия одного и того же и единственного символа; выражение «Sangraal» или, как у Мэлори, «Sangreal» одинаково часто употреблялось в первых версиях романов, ему посвященных. Но, если правильно расчленить это слово, как оно не было расчленено и последующих версиях, мы получим уже не «San Graal», a «Sang Raal» или «Sang Real», что на современном языке означает не что иное, как «Sang Royal» — «королевская кровь».
Теория ничуть не хуже хлыстовского толкования имени «Иисус» как производного от слов «из уст», или принятого русской в секте сопунов восприятия слов «окропи мя иссопом» как прямой инструкции сопеть друг на друга во время молитвенного радения, дабы насопеть побольше «духа святого» — да простят мое кощунство сторонники всех вышеперечисленных мнений, если не сказать — религий. Вывод из них можно сделать только тот, что достоверного смысла и происхождения слова «грааль» мы просто не знаем. Поэтому и «блюдо для рыбы» кажется вполне приемлемым чтением, — по одному тому, что слово «рыба», греческое составлено из первых букв слов «Иисус Христос, Сын Божий, Спаситель». Для ранних христиан именно изображение рыбы служило символом Церкви. И, хотя у немецкого преемника эпической традиции (у Вольфрама фон Эшенбаха) «грааль» стал скорее «камнем», у Кретьена де Труа и Робера де Борона речь идет именно о чаше — притом о чаше плоской, пригодной не только для рыбы — но, подобно современной католической монстранции, пригодной и предназначенной для причастия.
