К счастью, дом для дружины Хрёрека уже был готов, и Вышеслав со своими сродниками немедленно устроился в хорошо протопленном гостином дворе Домагостя. Женщины и девки теперь с утра до ночи вились в доме Велема, который поставил Домагость после женитьбы сына. Теперь там обитала его жена с двумя детьми. Старший ребенок оказался девочкой, и Велем назвал дочь Дивомилой в честь своей уехавшей, самой любимой сестры. В душе тоскуя по Дивляне, он то гордился ею, то сокрушался, что своими руками лишил ее счастья, и стремился хоть как-то выразить свою любовь и возместить Ладоге потерю, дав ей новую Дивомилу. Маленькой Дивуле, как ее звали в семье, было уже два с половиной года, и вот родился долгожданный мальчик. Всех занимало, какое имя он получит. В отсутствие отца его место естественно занимал дед-старейшина, ему и предстояло принять решение. И Домагость, вероятно, его уже принял: чуть ли не весь последний год он мог думать про себя, как наречь внука. Раньше назначенного дня произносить имя вслух не полагалось, и родичи страдали от любопытства, но Домагость хранил молчание, воздерживаясь даже от намеков.
После приезда поозёр молодежь Ладоги оживилась. Парни и девушки из Словенска и Ярилиной горы принесли угощение местным, как выкуп своего права на это время гулять вместе с ними; сначала стаи девок и парней веселились по отдельности, потом сошлись. Тут пошло уже не то веселье. У себя дома каждый в выборе пары был жестко ограничен разветвленным родством, а в чужом месте возникало сразу столько возможных женихов и невест, к тому же украшенных обаянием новизны, что глаза разбегались.
Хакон сын Хрёрека принимал участие в гуляньях молодежи, но девушки посматривали на него с любопытством, и только. Все уже знали, что он должен жениться на девке, которая несколько лет жила у Домагостя в челядинках и вдруг оказалась дочерью заморской княгини. Челядинкой она оставалась и сейчас, разве что Милорада старалась подбирать ей работу полегче. Позволить новоявленной княжне сидеть без дела она не могла — со всеми этими пирами и гостеваниями работы хватало на всех. Зная, что на Ложечку теперь все смотрят, Милорада выделила ей несколько старых, но еще приличных Велемилиных рубах, однако гулять с молодежью та не могла, пока не получит свободу. Да и едва ли она этого хотела. Ложечка оставалась молчаливой и необщительной, хотя угрюмой и нелюдимой ее тоже нельзя было назвать. Всегда спокойная и холодновато-приветливая, она словно бы жила в каком-то другом мире. Она была старше Хакона лет на пять, но выглядела хорошо, неудачная первая беременность ее здоровья не погубила, и Милорада не сомневалась, что у Ложечки еще будут дети.
