— Наш враг надежно укрылся от посторонних глаз… нам не совладать без помощи свыше. Какому богу поклоняется твое племя?
— Мой бог — Кром, угрюмый бог киммерийцев, — пробормотал Конан. — Хотя, если честно, я уже много лет не обращался к богам… Я не лезу в их дела и предпочитаю, чтобы они не лезли в мои.
— Помолись же своему Крому! Попроси его помощи!
Конан послушно зажмурился и принялся молиться — в первый раз за несколько десятилетий: «О Отец Кром, дарующий нам бессмертные души… дарующий мужество жить, сражаться и убивать… не оставь своего сына в борьбе с демоном, похитившим его подругу…»
И ответ не заставил себя ждать. Прямо в мозгу прозвучал суровый, неласковый голос:
«Много, много лет ты не обращался ко мне, о Конан! Однако по делам своим ты достоин называться моим сыном. Гляди же!»
Конан открыл глаза. Дым начал рассеиваться, и, уставившись в зеркало, киммериец, к своему удивлению, не увидел в нем отражения Пелиаса. Оно вообще ничего не отражало. Его поверхность показалась Конану темно-серым занавесом, готовым вот-вот распахнуться в запретные измерения. Пелиас тихо и монотонно запел заклинание на языке, которым жрецы Стигии пользовались при своих церемониях, скрытых от мира темными стенами Кеми. Конану когда-то доводилось слышать его.
И вот — медленно, медленно, почти незаметно для глаза — в зеркале начало появляться изображение. Сперва оно было расплывчатым и неясным, потом внезапно обрело невероятную четкость. Пелиас и Конан увидели комнату с голыми каменными стенами и человека в просторном одеянии с капюшоном, со свитком в руках сидевшего за низким столиком.
Изображение росло — они как будто придвигались все ближе к человеку в надвинутом капюшоне. И вдруг он вскинул голову и взглянул им прямо в лица. От резкого движения капюшон свалился с него, обнажив лысую, обтянутую желтой кожей макушку; их взгляды скрестились с холодным взглядом узких раскосых глаз. Потом тонкие бесцветные губы растянулись в жуткой усмешке. Рука желтокожего метнулась в складки одежд и извлекла сияющий шарик. Человек замахнулся, чтобы метнуть его…
Тяжелый меч Конана мелькнул с силой и скоростью молнии: по счастью, киммериец предвидел возможную опасность и на всякий случай взял его в руки. Свистящий удар рассек надвое железную раму, и Зеркало Лазбекри осыпалось на пол мириадами звенящих осколков.
Пелиас вздрогнул и встряхнулся, точно спросонья.
— Клянусь Иштар, — обратился он к Конану. — Друг мой, ты спас нас обоих! Та сверкающая штуковина была опасней целого гнезда кобр. Если бы он успел бросить ее сквозь зеркало, от нас не осталось бы ни клочка… да, пожалуй, и от половины города — тоже. А я не мог ничего сделать, ибо предельная концентрация налагает на тело оковы!
