— Судья, — позвал он.
Шаркая деревянными башмаками, в проеме внутренней двери появился судья Аркадио, он был, если не считать висевших ниже пупка тиковых штанов, почти раздет.
— Одевайтесь, нужно оформить опознание трупа, — сказал алькальд.
Судья удивленно присвистнул:
— С чего бы это?
Алькальд, не останавливаясь, прошел прямо в спальню.
— На этот раз — дело нешуточное, — сказал он, открывая окно, чтобы проветрить спертый после сна воздух. — Лучше делать дела хорошо!
Он вытер руки о брюки и без тени иронии спросил:
— Вы знаете, как оформляется опознание трупа?
— Естественно, — ответил судья.
Подойдя к окну, алькальд осмотрел руки повнимательней. И снова, обращаясь к судье, без малейшего намерения как-то его уколоть, сказал:
— Вызовите своего секретаря и объясните ему все, как и что оформить.
Затем он повернулся к женщине и показал ей ладони, — они были в крови.
— Где можно помыть руки?
— В патио, — сказала та.
Алькальд вышел во двор. Женщина вынула из сундука чистое полотенце и завернула в него душистое туалетное мыло.
Она вышла во двор, но алькальд уже возвращался в спальню, стряхивая с рук капли воды.
— А я несу вам мыло, — сказала она.
— Ничего, и так сойдет, — откликнулся алькальд.
И, вновь глянув на ладони, взял полотенце; поглядывая на судью Аркадио, вытер в задумчивости руки.
— Он весь был в голубиных перьях, — сказал он.
Ожидая, пока судья Аркадио оденется, алькальд уселся на кровати и малыми глотками выпил чашечку черного кофе. Женщина проводила их через всю гостиную до самого порога.
— Пока вы не вырвете этот зуб, опухоль не спадет, — сказала она алькальду.
Подталкивая судью Аркадио на улицу, он, обернувшись к ней и коснувшись указательным пальцем топорщившегося живота, спросил:
— А у тебя эта опухоль когда спадет?
— Совсем скоро, — ответила женщина.
* * *
Падре Анхель отказался от привычной вечерней прогулки. После похорон он задержался в нижних кварталах города и долго беседовал там в одном из домов. Чувствовал он себя хорошо, хотя обычно продолжительные дожди вызывали у него боли в позвоночнике. Когда он добрался до своего дома, уличное освещение было уже включено.
Тринидад поливала цветы в крытом переходе. Падре спросил ее о еще неосвященных облатках, та ответила, что отнесла их на главный алтарь.
Едва падре включил свет, его тут же окутало комариное облако. Прежде чем закрыть дверь, падре решил обработать жилище инсектицидами; не переставая чихать от острого запаха и дыма, он постарался побыстрее окурить всю комнату. И когда закончил, был весь в поту. Сменив черную сутану на белую — а ее он носил только дома, — падре пошел помолиться Деве Марии.
