— Исповедуйте надежду. — И я исполнила это.
— Исповедуйте милосердие. — И я исполнила это.
Не помню точно моих выражений, но, должно быть, они были возвышенны, ибо я исторгла рыдания у некоторых монахинь, два молодых священника прослезились, а викарий с удивлением спросил у меня, откуда я взяла молитвы, которые только что произнесла.
Я ответила ему:
— Из глубины моего сердца. Это мои собственные мысли и чувства — призываю в свидетели бога, который внемлет нам всюду и присутствует на этом алтаре. Я христианка, я ни в чем не повинна. Если я совершила какие-нибудь прегрешения, о них знает один бог, и только он имеет право потребовать меня к ответу и наказать за них.
При этих словах старший викарий грозно взглянул на настоятельницу.
Вскоре эта церемония, во время которой хотели оскорбить величие бога, надругаться над всем святым и подвергнуть осмеянию служителя церкви, пришла к концу. Монахини удалились, и остались лишь настоятельница, я и молодые священники. Старший викарий сел и, вынув полученное им донесение с выдвинутыми против меня обвинениями, прочитал его вслух, задавая мне вопросы по всем содержавшимся в нем пунктам.
— Почему вы никогда не исповедуетесь? — спросил он.
— Потому, что мне препятствуют в этом.
— Почему вы никогда не причащаетесь?
— Потому, что мне препятствуют в этом.
— Почему вы не присутствуете ни на литургии, ни на других богослужениях?
— Потому, что мне препятствуют в этом.
Настоятельница хотела было вмешаться, но он прервал ее со своей обычной резкостью:
— Замолчите, сударыня… Почему вы выходите по ночам из своей кельи?
— Потому, что мне не дают воды, отняли у меня кувшин и посуду, необходимую для отправления естественных потребностей.
— Почему по ночам слышен шум в вашем коридоре и в вашей келье?
— Это делается для того, чтобы лишить меня покоя.
Настоятельница снова хотела заговорить, но он сказал ей во второй раз:
— Сударыня, я уже велел вам молчать. Вы ответите тогда, когда я спрошу вас… Что это за история с монахиней, которую вырвали из ваших рук и нашли лежащей без чувств в коридоре?
— Это результат страха, который внушили ей по отношению ко мне.
— Это ваша подруга?
— Нет, сударь.
— Вы никогда не входили в ее келью?
— Никогда.
— Вы никогда не делали ничего непристойного ни с нею, ни с другими?
— Никогда.
— Почему вас связали?
— Не знаю.
— Почему ваша келья не запирается?
— Потому, что я сломала дверной замок.
— Для чего вы сломали его?
— Для того, чтобы открыть дверь и присутствовать на богослужении в день Вознесения господня.
