— Сестра Сюзанна, у вас есть недостатки, но вы никогда не лжете. Скажите мне правду: на что вы употребили всю ту бумагу, которую я вам дала?
— Сударыня, я уже сказала вам.
— Этого не может быть, потому что вы попросили у меня много бумаги, а в исповедальне пробыли одну минуту.
— Это правда.
— Так на что же вы употребили ее?
— Я уже сказала вам это.
— Хорошо! Поклянитесь мне святым обетом послушания, который вы принесли богу, что это так, и я поверю вам, несмотря ни на что.
— Сударыня, вам не дозволено требовать клятву по такому маловажному поводу, а мне не дозволено давать ее. Я не стану клясться.
— Вы обманываете меня, сестра Сюзанна, и сами не знаете, к чему это может привести вас. На что вы употребили полученную от меня бумагу?
— Я уже сказала вам.
— Где она?
— У меня ее нет.
— Что вы с ней сделали?
— То, что обычно делают с такими записями, когда они больше не нужны, — выбросила их.
— Поклянитесь мне святым обетом послушания, что вы употребили всю бумагу на запись вашей исповеди и что у вас ее больше нет.
— Сударыня, повторяю вам: этот второй вопрос столь же маловажен, как первый, и я не стану клясться.
— Поклянитесь, — сказала она, — или…
— Я не стану клясться.
— Не станете?
— Нет, сударыня.
— Значит, вы виновны!
— В чем я могу быть виновной?
— Во всем. Вы способны на все. Вы нарочно восхваляли мою предшественницу, чтобы унизить меня. Вы не признавали обычаев, которые она упразднила, правил, которые она отменила, несмотря на то что я сочла нужным восстановить их. Вы взбунтовали всю общину, вы нарушали устав, сеяли раздор в умах, не выполняли ни одной из своих обязанностей, вынуждали меня наказывать вас и наказывать тех, кого вы совратили, — а это для меня тяжелее всего. Я могла принять против вас самые суровые меры, но я щадила вас, думая, что вы призна́ете свою вину, поймете, чего от вас требует ваше положение, и покоритесь мне. Вы не сделали этого. В вашей душе происходит что-то недоброе. Вы что-то замышляете. В интересах монастыря я должна знать, что именно, и, ручаюсь вам, я узнаю это. Сестра Сюзанна, скажите мне правду.
— Я уже сказала вам.
— Сейчас я уйду, но бойтесь моего возвращения… Вот я сажусь… даю вам еще одну минуту, решайтесь… Или ваши записки, если они еще существуют…
— У меня их больше нет.
— …или клятву, что в них не было ничего, кроме вашей исповеди.
— Я не могу дать вам ее.
Мгновение она молчала, потом вышла и вернулась с четырьмя монахинями из числа своих фавориток. У них был дикий и свирепый вид. Я бросилась к их ногам, умоляя о милосердии, но они кричали все разом:
