— Сеньор, все это не только печально, но и очень странно.
— Да, очень печально и очень странно, — согласился дон Фадрике. — За что Провидение послало мне это горе?
— Ваша милость, я думаю, что во всем этом следует винить не Провидение. Взгляните на последнюю реликвию, оставшуюся от друга, которого вы оплакиваете.
— Глаза мои поблекнут от слез, глядя на нее, — сказал дон Фадрике.
— Неужели вы ничего не заметили, сеньор!?
— Что вы хотите сказать?
— Я хочу сказать, что куртка несчастного Фернана была бела, как облачение ангела. Я хочу сказать, что вода в реке чиста и прозрачна как хрусталь, а кусок этой ткани, взгляните, ваша милость, красноватого цвета. На этой ткани кровь.
— Кровь?
— Да, монсеньер.
— Алан тоже поранил себя, пытаясь спасти того, кого он любил. Вот видите, у него на голове кровавый след.
— Сперва я тоже так считал, ваша милость, но как я ни осматривал пса, ни одной раны у него не нашел. Это не его кровь.
— Но разве сам Фернан не мог разбиться о камень?
— Ваша милость, я нырял в том месте, где он исчез, там глубина больше двадцати футов. Но вот это может навести нас на след. Видите дырку на ткани?
— След от зубов пса.
— Нет, монсеньер! Вот, здесь прекрасно видно, что тут пес вцепился зубами. А вот прорезь, сделанная острым оружием, лезвием кинжала.
— О какая зловещая мысль! — воскликнул дон Фадрике, вскочив с места; он был бледен, волосы у него растрепались, в глазах горела ярость и ужас. — Ты прав! Прав! Фернан был отличный пловец; его конь, выращенный в моих конюшнях, сотни раз пересекал куда более бурные реки, чем эта. Здесь пахнет преступлением, Аженор, преступлением!
— Я не сомневался бы в этом, сеньор, если б знал, в чем дело.
— Верно, ты же ничего не знаешь… Тебе же неизвестно, что, выбравшись на тот берег, Фернан должен был покинуть меня, но не для того, чтобы ехать к королю дону Педро, как я сказал мавру, который этому не поверил, а чтобы выполнить одно мое поручение. Бедный мой друг! Мой такой преданный и такой надежный наперсник, чье сердце было открыто лишь одному мне! Увы! Он погиб ради меня и по моей вине!
— Да будет так, монсеньер, это долг всех нас — умереть за вашу светлость.
— О, кто знает, какие страшные последствия может повлечь за собой эта смерть! — прошептал дон Фадрике, словно отвечая своим мыслям.
— Пусть я не столь близкий ваш друг, как Фернан, — с грустью сказал рыцарь, — но я унаследую ваше доверие к нему, буду служить вам так, как служил он.
