Дэнни тогда чуть не разрыдался без всякой видимой причины.
Ребенок подскочил к Дэнни и, рубанув по краю стола пластмассовым мечом, завопил что было мочи: Хья-а-а! Дэнни вздрогнул. Мальчик смотрел на него снизу вверх, запрокинув голову так сильно, что казалось, она вот-вот отвалится.
Ребенок (глухо, из-под опущенного забрала): Я король Артур!
Дэнни молчал. «Король Артур» поднял забрало, и что-то перевернулось у Дэнни внутри: белая кожа, темные завитки волос. Хоуи.
Ребенок: Мам, он не говорит по-английски, да?
Окружающие начали давиться смехом.
Анна: С чего ты взял? Говорит. Это Дэнни, твой дядя. Дэнни, это Бенджи.
Бенджи: Зачем тогда он молчит?
Снова смех. Дэнни почувствовал глухое раздражение, как и всякий раз, когда по этикету ему полагалось сюсюкать и восхищаться чьим-нибудь очередным отпрыском.
Дэнни: Затем, что мне нечего сказать.
Бенджи: Можно же сказать «привет».
Привет, Бенджи.
Привет, Дэнни. Мне четыре года и три месяца!
Дэнни не ответил. Он не питал теплых чувств ни к маленьким детям, ни к их родителям. Не важно, каким крутым парнем ты был раньше, мстительно думал он, теперь ты, как все папаши, заливаешь липкую жижу в орущий рот, по карманам у тебя рассованы соски-пустышки, рукава в сопливых разводах, а на лице блаженная улыбка идиота — так может улыбаться только пришибленный калека, которому оторвало обе ноги, а он сидит как куль и еще пытается отпускать какие-то шуточки.
Малыш продолжал таращиться на Дэнни. Не выдержав, Дэнни отвел глаза. Дети действовали ему на нервы.
Бенджи: А зачем у тебя помада?
Взрыв смеха.
Анна: Бенджи! Но она и сама смеялась.
Дэнни: А зачем у твоей няни лиловые дреды?
Она думает, что они красивые.
Ну, вот видишь.
Ты думаешь, что твоя помада красивая?
Да.
Бенджи: А я думаю, что она некрасивая.
Анна (строго): Ну все, Бенджи, хватит! Так нехорошо говорить. Ты должен попросить прощения.
Бенджи: Нет.
Тогда ты сейчас пойдешь к себе.
Бенджи: Нет!
Дэнни (небрежно махнув рукой): Да ладно, ерунда.
Но на самом деле это была для него не ерунда, внутри у него все кипело. Он и Бенджи смотрели друг на друга с равным негодованием.
Ховард: Эй, народ! Пошли есть, пока не остыло.
Мик позвонил в колокольчик, вывешенный снаружи одного из окон, мелодичный звук волнами поплыл в кухню. Тут же явились остальные студенты, всего человек двадцать. Каждый подходил со своей тарелкой к плите и, положив порцию омлета с грибами, подрумяненный ломтик хлеба и по куску дыни трех сортов, садился за один из длинных столов. Дэнни выбрал себе место за вторым столом, подальше от Бенджи, Анны, Норы и, он надеялся, Ховарда — который, впрочем, пока еще стоял у плиты с лопаткой в руке. Время от времени Дэнни поглядывал на него, пытаясь уловить хоть какое-то сходство — в движениях, интонациях, в чем угодно — с тем Хоуи, которого он помнил. Сходства не было.
