Снова тихо.
Тогда говорю я: Это была просто шутка.
Что-то никто не смеется, говорит она.
Я: Сейчас — нет. Но смеялись же, пока я читал.
Значит, шутка. А вы, стало быть, шут?
Какого рожна? — думаю я. Она смотрит прямо на меня, а я не могу заставить себя взглянуть ей в лицо.
Так что, господа, Рей у нас шут? Ну, шут так шут. Все согласны, возражений нет. Ведь нет?
Они начинают бормотать: Как она его… Ну а ты, Рей? Что скажешь? Они ждут, когда я психану, потому что не могу же я не психануть. И я психую, хоть и молча, но дело не в этом.
Вон дверь, говорит она и указывает на дверь. В нее можно выйти, что ж вы не выходите? А, Рей?
Я не трогаюсь с места. Выйти можно, конечно. Но тогда придется торчать в коридоре и ждать, пока кончится урок.
А есть еще ворота — вон там. Она указывает в окно. Ворота вечером ярко освещены, поверху увиты колючкой. Сбоку снайпер на вышке.
И у вашей камеры тоже есть дверь, говорит она. И у секции. И у душевой. И есть еще дверь столовой, и дверь комнаты свиданий. Скажите, господа, часто вы открываете эти двери — не кто-то другой, а вы сами? Вот о чем я хотела вас спросить.
Что в тюрьме ей раньше работать не приходилось, я понял сразу, в первую же минуту, как только ее увидел. Не по каким-то внешним признакам — тут как раз все ясно: уже не девочка, и жизнь не всегда гладила ее по головке. Но у тюремных учителей внутри и снаружи давно все задубело. А у нее нет. Вот и сейчас — объясняет нам про двери, а сама страшно волнуется, и каждое слово будто обдумано заранее по сто раз. Но главное, она права. Оказавшись в последний раз на воле, я как дурак стоял перед очередной дверью и ждал, пока кто-нибудь ее для меня откроет. Просто не мог вспомнить, как это делается.
Я здесь для того, говорит она, чтобы показать вам дверь, которую каждый из вас сможет открыть сам, — и стучит себя пальцем по лбу. И дверь эта ведет туда, куда вы хотите попасть. Вот зачем я здесь. А если вам это не интересно, то будьте добры, избавьте нас от своего присутствия. Потому что нам оплачивают обучение только десяти человек. И у нас всего одно занятие в неделю, так что я не собираюсь тратить его на идиотские препирательства.
Она подходит к моему столу и смотрит прямо на меня. Я поднимаю глаза и смотрю на нее. Я хочу сказать: слыхал я всякие призывные речи на своем веку, но дверь в черепную коробку — это неслабо. До такого еще надо додуматься. Но я молчу, потому что, пока она говорила, что-то больно дернулось у меня в груди.
