Цитадель | страница 117



Пора было входить, но Дэнни медлил.

Мик!

Мик обернулся.

Дэнни: Почему ты не можешь уехать?

Что? Почему я… что?

Не можешь уехать. Из замка.

А! Ты и это слышал.

И это слышал.

Что тут сказать? Мне самому все это обрыдло.

Это понятно. Но уехать-то почему не можешь?

Мик вернулся к тому месту, где стоял Дэнни. Ветви деревьев висели здесь низко над головой, от них шел густой смолистый запах.

Мик: Я освобожден условно. Отсидел пять лет, за наркотики. А четыре месяца назад меня выпустили под ответственность Ховарда. По условиям освобождения я должен работать у него здесь. Уехать куда-то могу только вместе с Ховардом, без него не имею права. Как видишь, опять я ему кругом должен.

Надо же. А со стороны выглядит так, будто это он тебе должен.

Ну, это только со стороны. Я могу сколько угодно делать вид, что он без меня как без рук, на самом деле все не так. Ховард меня вытащил, и он за меня отвечает. Нарушу условия — ему придется везти меня обратно, и что потом? Для всех я уголовник, другой работы мне все равно не найти. Никаких шансов. А тут я имею больше, чем заслуживаю.

Дэнни: Понятно.

За железной дверью оказалась вымощенная булыжником дорожка. По эту сторону крепостной стены было уже почти темно. Вернулся холодок в груди, и с ним страх. Дэнни пощупал нож через вельвет куртки.

Дорожка подходила прямо к двери замка. Прислонив карту к стене, Мик полез в карман за ключом. Измученное лицо, испарина на лбу. Сердце у Дэнни сжалось от сострадания. Вот и еще один боролся и проиграл, оказался целиком во власти Ховарда. Тоже влип, подумал Дэнни. Крепко.

Наконец Мик повернул ключ в замке. Прежде чем войти, оба немного постояли перед дверью.

Мик: Ну, вот мы и дома.

Глава тринадцатая

Из моего живота торчит трубка. Когда я спрашиваю, откуда она взялась, мне говорят: осложнение после второй операции.

Второй. А какая была первая?

Первая — это когда из тебя вытаскивали ножик. Сразу, как скорая тебя привезла.

Все это мне объясняет Ханна, моя любимая медсестра. По правилам разговаривать с заключенными во время работы не полагается, но у Ханны свои правила, и она всегда им следует. Послушать ее — получается, что все остальные сестры и врачи находятся у нее в прямом подчинении. Она их всех знает как облупленных — не считая тех, которые в ее табели о рангах совсем уж мелюзга.

Ханна, я тебя люблю, говорю я. Знаю, я повторяю это не первый раз, но который — точно не помню. Я сейчас так напичкан всякими лекарствами, что память ничего не держит.