Когда Рид вернулся в Париж, к нему приехала Мэбел Додж. Это была ее последняя попытка спасти Джека от того беспощадного и опасного мира реальности, от которого сама она пряталась столько лет. Все эти месяцы она по просьбе Рида вычитывала гранки его статей для «Метрополитен» и понимала, что на душе у любимого человека неладно.
Это была ненужная встреча, если не считать того, что она подвела окончательный итог их неизбежно угасавшей связи, тянувшейся уже только по инерции. Эта связь прекратилась сама собой вовсе не потому, что зиждилась на неглубоком чувстве. Нет, в свое время Рид искренне и по-настоящему любил Мэбел, хотя в его любви всегда было больше преклонения, чем подлинной страсти.
Правда, с Джеком порой случались романтические приключения. Он был молод, хорош собой, весел, остроумен, знаменит. Перед ним раскрывалась ослепительная карьера. Все это не могло не привлекать к нему женщин, хотя ухаживать за ними он и не умел. Порой он неожиданно и пылко увлекался кем-либо, но через несколько недель головокружение проходило легко и безболезненно, и он сам смеялся над ним. Во всяком случае, эти увлечения ничуть не отражались на чувстве к Мэбел. Она знала это и не боялась их.
Причины его охлаждения к миссис Додж крылись глубже… Мэбел была олицетворением того мира богатства, красоты, изысканности, снобизма, от которого его теперь отделяла пропасть. Она была этапом в его жизни, этапом, который, пережив себя, неминуемо должен был остаться в прошлом. Мэбел Додж принадлежала вся целиком своему салону на Пятой авеню Джек навсегда вырвался из его обитых шелковыми обоями стен навстречу штормам всего мира.
Их уже ничто не могло связывать Мэбел Додж уехала домой в Америку. Рид вместе с Робертом Данном окольным путем отправился в Германию, чтобы взглянуть на войну по ту сторону траншей, уже перепахавших Европу.
Немецкие военные власти обещали Риду, что ему, как и нескольким другим военным корреспондентам, будет предоставлена возможность съездить на передовую и побывать в окопах. Но разрешения нужно было подождать.
У Рида и Данна оказалась масса свободного времени, которое они и посвятили осмотру Берлина. Ничего принципиально нового для себя Рид в германской столице не обнаружил. Берлин в общем оказался зеркальным отражением Лондона. Только, подобно тому как правая рука в зеркале оказывается левой, военная машина работала в диаметрально противоположную сторону.
Были, конечно, и кое-какие специфические различия. Рид, в частности, нашел, что Берлин не столь грешил лицемерием, как Лондон и Париж, так как готовился к войне более открыто и прямолинейно. Немцев приучали к войне заранее. Для этой расчетливой, хладнокровной подготовки была разработана самая эффективная воинская система в Европе. Мозги рослых светлоглазых немецких парней промывали самой действенной милитаристской пропагандой, настоянной на густом национализме.
