Весь первый день Джек знакомил жену с городом — вернее, заново знакомился с ним сам — столь разительно изменила свой облик та блестящая столица Российской империи, которую он помнил по первому своему приезду.
На главных улицах они встречали множество людей в шинелях, потертых пальто, рабочих тужурках. Раньше этого не было.
У булочных и мясных лавок тянулись длинные вереницы бедно одетых женщин с кошелками в руках. Они стояли часами, чтобы получить четверть фунта липкого, плохо пропеченного хлеба или микроскопический кусочек синего, жилистого мяса. Это называлось очереди. Раньше их тоже не было.
Трамваи ходили очень редко, поэтому, быть может, тротуары были переполнены прохожими. В магазинах с немногочисленными приказчиками было пусто. Товаров — почти никаких, если не считать огромного выбора цветов, дорогих корсетов на китовом усе, ошейников для собак и накладных волос всех оттенков.
Весь город (и это напоминало Америку) был украшен флагами. Даже в застывшей руке величественной бронзовой Екатерины торчал маленький красный флажок.
На третий или четвертый день Рид и Луиза встретили американца. Они обедали в «Англетере», когда к их столику подошел мужчина примерно одного возраста с Джеком. Это был гигант, длиннорукий, чуть-чуть неуклюжий, с поразительно светлыми и по-детски ясными глазами.
Смущенно улыбаясь, он извинился, что помешал:
— Очень уж хотелось поговорить с соотечественниками, о вашем приезде мне сказал портье. Я-то в Питере уже четыре месяца, меня все знают.
Нового знакомого звали Альберт Рис Вильямс. Он был социалистом и приехал в Россию корреспондентом нью-йоркского «Пост». Оказалось, что у него с Джеком и Луизой много общих знакомых в Нью-Йорке. К тому же он читал обе книги Рида и некоторые его очерки.
Через полчаса все трое были уже друзьями. Вильямс действительно был в Петрограде своим человеком. Он отлично разбирался в обстановке и имел повсюду приятелей: на заводах, в Советах, даже среди кронштадтских моряков (он успел побывать и в Кронштадте). Рид заметил для себя, что знакомцы Вильямса были в основном из лагеря большевиков или им сочувствующих.
Джек спросил Вильямса, какого он мнения о Керенском. Тот ответил короткой русской фразой, полный смысл которой стал ясен Риду лишь через несколько месяцев, когда он несколько овладел русской лексикой.
Вильямс познакомил Джека и Луизу с некоторыми американцами, находящимися в Петрограде. Одному из знакомств особенно обрадовалась Луиза, так как ей надоело быть единственной американкой в городе.
