По-моему, это и была единственная верная моя догадка во всем предыдущем и последующем дерьме.
Наконец в наушниках голос: время пришло, седлайте, ребятки. А затем мы слышим эдакое «пам-м-м», будто щелбан по корпусу. Не как от сонара – во всяком случае, нашего сонара, – а один удар, аж корпус загудел. Все замолчали на секунду, потом Берендт огляделся и спрашивает: «Кто-нибудь это слышал?»
И тут нас грохают в борт.
Никакой тревоги, никаких сигналов – гигащелбан, грохот, и подлодка кренится на правый борт. И времени заорать нету, разве только выдохнуть: «Мать твою!» Корпус раскрывается, будто гигант приложился к нам консервным ножом, дальний край отсека просто сминается в бумагу. Берендту спину переломило, словно спичку, прям на глазах становится куклой тряпичной, а после балка или лонжерон, какая-то там хрень выдирается из передней переборки и плющит Бьюдри, как жука.
Мы летим вниз, палуба задралась под немыслимым углом, от носа хлещет вода, чертова жестянка скрежещет и воет, будто горбатый кит. О, вот теперь включилась тревога – или это орут все? Вокруг кровища. Думаете, ее в красном свете не заметишь? Так нет, она прям по глазам бьет, на вид черная, плотная, блестящая. Вода уже не просто хлещет, она бежит приливной волной, будто разжижившийся пол вознамерился расплющить нас о потолок. Только теперь потолок – это стена, а крыша – задняя переборка, и…
На хрен «и». Субмарина утонула, и точка. Зачем детали-то? Ты что, документалку снимать собрался? Утонула, к чертям собачьим.
Баста.
И каждый сам за себя. Я чуть вдохнуть успел, а океан уже над головой плещется, я ныряю, распихивая приятелей и куски тел, перетрусил до смерти, не вижу ничего, кроме кровавого света в отсеке да голубеньких огоньков сгорающей электроники. Субмарина еще стонет и кряхтит вокруг меня, сворачивается, будто лист бумаги, в комок. Слава богу, криков под водой не слышно, но металл о металл точно в мозгу скрежещет. Мы выбрались через передний люк, вокруг по-прежнему чернота, красным отсвечивает, голубым, и видна зияющая длинная дыра в боку, сине-черная расщелина, сочащаяся пузырями.
Протискиваюсь наружу, задираю голову – там бледный далекий свет. Гляжу вниз: мимо скользит огромная глыба металла, распоротая в хлам, испускающая потоки воздуха. Где-то там нос уже ткнулся в дно, оттуда поднимается, клубясь, облако черной грязи, охватывая лодку, будто живая – и очень голодная – заждавшаяся тварь.
Но я думаю только об одном: поскорей бы выбраться на поверхность.
