Пристыли к спинам гимнастерки, свело руки и ноги, закоченели тела, но надо лежать и ждать. Жда-ать! Шарапов не сводит глаз со светящихся стрелок трофейных часов. Еще пятнадцать минут, десять, пять, три, минута, и он даст команду на отход. Проходит это время, назначает новое: тридцать секунд, еще тридцать... Последний раз - три минуты,- и пропади все пропадом! Но истекает и этот срок, а он снова медлит.
Приглушенные голоса? Скрип снега под ногами? Неужели пошли? Идут! Точно идут! Уже видно!
Автоматная очередь у проволоки. Из ППШ. Бахтинская! Скорее туда, пока нет ракет, пока не разобрались фрицы, в чем дело. Каким-то чудом ожили ноги, стали послушными тела, сердца захлестнул азарт. Второй вариант прошел: трое, скошенные очередью на снегу, четвертый пытается вырваться из-под Бахтина.
Связывать и заталкивать кляп некогда. Схватили пленного за руки, за ноги, побежали.
От множества ракет ночь вновь превратилась в день, и рвут ее пулеметные очереди, разрывы мин и снарядов. Поняли немцы, как их перехитрили, неистовствуют.
Недалеко уже до реки, но и пулеметные очереди вот-вот перекрестятся на отходящих. Сошлись, прижали к земле.
- Командир, пленного ранили! И наших троих!
- Бербиц!
Бербиц тигром метнулся к немцу, поднял на руки и побежал, защищая спиной от новых пуль. Ребята подхватили раненых. Быстрее, быстрее к лодке! Едва спрыгнув под обрыв, Шарапов кинулся к Бербицу:
- Живой? - спросил о пленном.
- В грудь ранило. Хрипит пока.
- Неси в лодку. Осторожно.
Лодка отчалила от берега и закружилась, заныряла, кренясь то на один борт, то на другой, среди рвущихся к небу фонтанов воды, возникающих и исчезающих на глазах водяных воронок.
Полуэкт проснулся от негромкого разговора. Карянов допытывал Бахтина:
- Вася, а ты его каким приемом свалил?
- Каким? - хмыкнул Бахтин.- Я так продрог, что все приемы забыл. Сбил как-то, прижал к себе, чтобы ножом не пырнул, и молил бога, чтобы вы скорее прибежали.
- А если бы их больше пришло?
- Вначале я тоже этого боялся, а потом, думаю, пусть хоть взвод, лишь бы поскорее. Как вспомню, чего мы натерпелись и все коту под хвост пошло, так заплакать хочется. Я еще в лодке знал, что "язычок" наш на тот свет отправился, но не хотел расстраивать командира.
Шарапов прикрыл глаза рукой, поглотал подступающий к горлу комок, и ему тоже захотелось зареветь, как маленькому. На этот раз он ни в чем не мог упрекнуть ни себя, ни подчиненных. Классическую разведку провели, а вернулись снова с одними документами. Вспомнил, как уходили в поиск, и того горше стало. А уходили необыкновенно. Разлили по кружкам водку, постояли тесным кругом, спели "Волховскую застольную" и поставили кружки до возвращения.
