"Мне бы такой быть, твердой и спокойной", - думала, глядя на нее, Маргарита Николаевна, не замечая того, что уже и сама-то давно не похожа на ту больную женщину, какой нашел ее в подземелье Исаакия Долинин, и что ее запоздалое чувство к Цымбалу сделало то, чего не в силах были бы сделать все лучшие врачи мира: сгладили остроту боли от перенесенных зимой утрат, выведи молодую женщину из состояния тяжелого душевного шока.
Вдвоем с Зиной они нередко сиживали в светлой комнатке Маргариты Николаевны и мирно беседовали.
- Мы очень похожи! - воскликнула однажды Зина и тут же, робко, точно считая это тягчайшей своей виной перед Маргаритой Николаевной, добавила: Только я ведь не совсем одинока... Дети, мама...
"Но разве дети и мать могут заменить любимого и любящего человека? ответила ей мысленно Маргарита Николаевна. - Все равно ты, как и я, одинока". Было в сознании этого какое-то нерадостное, упрямое утешение: дескать, не я одна, нас таких много, и все же мы живем, мы работаем, мы не сдаемся, ни в чем не уступаем друг перед другом.
От таких мыслей хрупкая бледная ленинградка становилась для Маргариты Николаевны еще ближе, еще понятнее, и, когда спустя неделю табачницы собрались уезжать, Маргарита Николаевна провожала Зину как самого дорогого человека, звала гостить, напекла каких-то лепешек ее детишкам и даже всплакнула по-бабьи у нее на плече.
Ленинградки уже расселись по машинам, когда прибежала раскрасневшаяся Варенька.
- Девушки, девушки! - кричала она. - Подарок вам, подарок! Для всей фабрики!
И высоко поднимала лохматого серого кота. Подарок вызвал страшный шум, и из машины неслись крики: "Сюда! Нет, сюда! К нам!"
Варенька отдала кота Зине, но кот сразу же ободрал той руки и вырвался, его едва поймали вертевшиеся вокруг ребятишки и водворили в кабину между шофером и престарелой работницей.
Машины ушли, но еще долго колхозницы вместе с Маргаритой Николаевной стояли среди пыльной дороги и смотрели им вслед.
Трактористы полукругом выстроились возле трактора, на закопченном капоте которого белой краской была выведена жирная семерка. За рулем трактора восседал Миша Касаткин, а его напарник, Костя Ящиков, навалившись животом, лежал на крыле над колесом. Машина только что остановилась, за плугом влажно блестели пласты плотного суглинка.
- Достигнув этого места, - говорил Цымбал, проводя носком сапога черту перед радиатором машины, - трактор номер семь, а это значит и его водители выполнили сезонную норму выработки. Почему так получилось? Потому что Касаткин и Ящиков внимательнее других занимались мотором, вникали в технику. Если у каждого из вас, заглянув в книгу учета, мы насчитываем за весну и лето по десятку-полтора аварий, то у Касаткина и Ящикова всего две аварии, да и те были быстренько ликвидированы самими ребятами, тут же, в борозде. Трактористы эти - Касаткин и Ящиков - всем пример!
